Никогда Николай Васильевич Биликин не думал, что станет убийцей. Жил, учился, служил в армии, был на хорошем счету, потом демобилизовался, поступил работать лесником. Вот тут-то и начались у него неприятности.
Лесник — должность такая: все вроде уважают, и каждый норовит угостить. Редко кто придет в его сторожку, не захватив с собой бутылочку чего-нибудь покрепче, а то и две. Кто — просто так, без корысти, а кто и не без определенного умысла. Ведь лесник—хозяин леса. Выпьешь с ним разок-другой, и отношение его к тебе будет расположительнее. Если когда застанет он тебя в лесу за занятием, не совсем дозволенным для охотника, то сделает вид, что ничего не заметил.
Вскоре почувствовал Биликин, что не он уже становится хозяином водки, которую ему приносят, а водка постепенно завладевает всей его жизнью, и уже ждет он очередного посетителя, прислушиваясь, не идет ли кто. И как-то не по себе становилось, если не выпьет он в иной день. Тогда всего трясло и, особенно осенью, когда глухо шумели сосны за оконцем сторожки, становилось страшно, и мерещилось всякое...
Шел Биликин тогда с утра в поселок и сам покупал водку. Продавщица сначала посмеивалась над ним: «Что, Васильевич? Угощать перестали? Или строг больно стал?»
Отмалчивался Биликин, уходил к себе в сторожку, залпом выпивал почти всю бутылку, и немного лучше становилось. «Кончать это надо, — решил однажды Биликин.— Перейду в совхоз, чтоб не быть на отшибе, тогда и наладится все...»
Так и сделал. Перешел на работу в совхоз, женился. Потом дети пошли. Один, второй... О прежней своей пьянке и о кошмарах ночных забывать стал.
Но случилось же такое!
Как чувствовал, не хотел идти на вечеринку, куда его пригласили. Три дня перед этим и так пить пришлось: двоюродный брат гостил, потом из города приехал старый знакомый. Пили много. Николай Васильевич даже за столом дважды «отключался». С трудом отпоила его Настя, жена, огуречным рассолом да квасом.
И вот теперь эта гулянка... И не пойти нельзя — свояк обидится. Пришлось пойти.
Сначала было все как полагается — выпили, закусили. Но потом Биликин почувствовал, что быстро пьянеет. Почувствовал и рассердился сам на себя. А рассердившись, захмелел еще больше. Повздорил с Иваном Матвеевым, своим соседом. Схватил нож, хотел попугать только, и не знает сам, как ударил, да прямо в шею. Иван и умер тут же...
Нелепо все вышло. Мужики даже бить его не стали. «Что же,— сказали они,— пошли в милицию, Николай. Нехорошее дело получилось...»
Биликин сразу протрезвел, и первое, о чем подумал, что у него трое детей...
В милиции первую ночь он не спал совсем — с ужасом вспоминал о том, как захрипел и повалился на бок Матвеев, как из глубокой раны на шее хлестала кровь...
Во время суда Николай Васильевич был каким-то сонным, говорил чуть слышно, плакал.
— Признаете вы себя виновным?
— Признаю. Как не признать. Был бы трезвым, разве ж такое случилось бы!..
В колонии Николай Васильевич старался как можно больше работать. Все потяжелей выбирал себе дело, .словно стремился усталостью заглушить голос совести. И действительно, на работе он вроде бы забывался, а ночью никак не мог уснуть — донимали мысли, как жить дальше, как теперь людям в глаза смотреть.
И вдруг совсем рядом кто-то очень отчетливо сказал:
— А тебе нечем будет смотреть. За то, что Ивана жизни лишил, мы выколем тебе глаза, а детей твоих зарежем...
Николай Васильевич вздрогнул и осмотрелся. На койке слева храпел здоровенный парень из-под Новгорода. Этот не мог сказать. А справа койка вообще была пуста.
Но тот же голос снова заговорил:
— Чего смотришь? Убил Ивана, а теперь смотришь? А о детях его ты подумал?
Голос доносился откуда-то из-под подушки, и Николай Васильевич с опаской приподнял ее. Никого. Но тут где-то вверху заплакали дети...
«Что же это? — с тоской подумал Николай Васильевич.— Ведь там же крыша. Откуда там быть детям?»
А плач становился все громче, больно заныло сердце, и голос из-под подушки опять заговорил:
— Слышишь, плачут? Это все твоих рук дело! И твои так же будут плакать, когда мы их будем резать.... Николай Васильевич заткнул пальцами уши и зажмурил глаза, но голос все говорил и говорил, и от каждой фразы разрывалось сердце Биликина. Утром сильно болела голова, зато ночной голос умолк. Но теперь Биликину стало казаться, будто он слышит, как спрятавшиеся где-то люди говорят о нем:
— Вот этот, видишь? Это Биликин, пьяница и убийца... А сегодня ночью у него самого зарезали детей. Пропил он их жизни!..
Биликин вздрогнул. «Неужели правда зарезали?»— со-страхом подумал он. И тут же созрело решение: «Бежать! Надо бежать, посмотреть, как там дела...»
Когда колонна вышла из зоны, он почти сразу выскочил из строя и побежал к лесу. Сзади разноголосо закричали, кто-то испуганно ахнул. Раздался резкий окрик конвоира:
— Стой!.. Стой!.. Стрелять буду!
Сухо щелкнули один за другим три выстрела. Биликин не останавливался и не оглядывался. Хлопнул четвертый выстрел, и сразу же сильно обожгло левую ногу. Биликин споткнулся и упал.
Психиатр, вызванный для консультации в хирургическое отделение, где лежал Биликин, сразу понял, что перед ним — психически больной, и, хотя рана на ноге у Николая Васильевича еще не затянулась полностью, настоял, чтобы Биликина перевели в психиатрическое отделение.
И вот Биликин в наблюдательной палате для особо опасных психических больных. У дверей круглосуточно дежурят санитары. Такая предосторожность необходима—каждый из этих больных может в любую минуту вскочить и наброситься на соседа; или с разбега кинуться головой в окно...
Состояние Биликина тяжелое. Он напряжен, не спит, отказывается от еды и уже несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. И днем, и ночью он слышит детский плач и голос убитого, который все время повторяет:
— За что же ты меня, Коля? За что?..
Этот голос не дает ни минуты покоя. Биликин начинает метаться, пытается прокусить себе вены на руке. Но санитары удерживают его, прибегает медсестра, делает ему укол, и по всему телу разливается слабость — Биликин забывается тяжелым беспокойным сном...
Проходит месяц, другой. Биликина лечат. И вот наступает день, когда ему предоставляют свидание с отцом. Старик знает о его болезни и пытается утешить:
— Что ж, Николай. Убитого не вернешь. А жить-то надо. Дети у тебя. Да и Матвеевым помощь требуется. Так что долечивайся, отбывай положенное и возвращайся...
Сидит Биликин сгорбившись, голову опустил, слезы по щекам ползут. Это хорошие слезы, слезы выздоровления.
На прощанье он говорит отцу:
— Ты купи, батя, чего-нибудь ребятишкам. Вернусь — работать буду, как зверь...
Вскоре Биликина из больницы выписали. Перед этим комиссия врачей-психиатров освидетельствовала его и пришла к заключению, что он перенес алкогольный психоз, возникший уже после суда. Во время же совершения преступления никакого психического заболевания у него не было, а был он просто пьян. Словом, комиссия пришла к выводу, что в момент совершения убийства Биликин был вменяем и осужден правильно. Когда же он совершил второе преступление — побег, то уже был психически больным, невменяемым, поэтому за побег его судить нельзя, а первое наказание он должен отбыть полностью.
...И вот Биликин сновав колонии. Тут все знают, какая у него была болезнь, и так как многие люди привыкли думать, что заболевание психики — это на всю жизнь и, следовательно, от такого больного можно ожидать чего угодно, то и к Биликину стали относиться с недоверием и опаской: кто его знает, что натворит сумасшедший!
Действительно, нарушения, вызываемые в организме постоянной, длительной алкоголизацией, бывают столь значительны, что алкоголик может не пить день, пять, десять, двадцать... а психическая болезнь — алкогольный психоз — возникает снова.
Иногда возврату болезни способствует так называемая «психическая травматизация»: натворит человек в пьяном виде чего-нибудь, а потом и сам не рад, да ничего уж не поделаешь. Он переживает, не спит, все время думает о случившемся, и тогда возникает новая вспышка алкогольного психоза, но уже, как говорят врачи, «с реактивными наслоениями», то есть с такими болезненными явлениями, которые отражают все те беды и несчастья, которые человек сам на себя навлек, беспробудно пьянствуя.
Но, как правило, после серьезного и длительного лечения больного в психиатрическом стационаре алкогольный психоз проходит окончательно. Пример тому — история болезни Биликина. Он поправился и работает в одном из учреждений. Это дисциплинированный, трудолюбивый человек, молчаливый и немного стеснительный. Когда психиатры во время очередной консультации расспрашивают его о самочувствии, он смущенно опускает голову и тихо, но твердо произносит: «Спасибо, все прошло. Теперь никаких «голосов» нет, и сон нормальный, и рассудок ясный. Но, конечно, сердце болит, когда думаю о том, что случилось... Но это уже не от болезни. Это — от совести. И, наверное, на всю жизнь. Потому что не хотел я беды. Все водка...»
И психиатры соглашаются с ним. Да, водка довела его до тюрьмы и до психиатрической больницы. А чувство вины перед людьми — это, конечно, не от болезни.