Было это на одном из металлообрабатывающих заводов. Вокруг рыжеволосого вихрастого Сережки* стояли мастера-скоростники и внимательно наблюдали за действиями молодого рабочего. Вот он взял чертеж, посмотрел на него и улыбнулся. Тогда Сергей умел в самые напряженные минуты вдруг улыбнуться. Прекрасные нервы!
Тоненько взвизгнул станок, завихрилась еле видимая— с волосок — стружка, включены секундомеры.
Семь минут — и деталь готова. Рекордное время! Другие затрачивали на нее двенадцать с половиной минут...
Он был очень талантлив. Большая, яркая жизнь ждала его. И кто мог знать, что на пути молодого рабочего притаился коварный враг, который окажется сильнее его...
Сергей начал выпивать. Постепенно, сам того не замечая, привык к состоянию опьянения. Привык настолько, что стал постоянно чувствовать непреодолимую потребность выпить.
Сначала Сергей поддался уговорам жены и согласился на лечение, но потом...
Многие из тех, кто берется описывать судьбу человека, попавшего под власть водки, впадают в крайность и сгущают краски. Вот он бредет грязный и оборванный, пристает к прохожим, выпрашивая десять копеек...
Это далеко не так. Сергей производил на окружавших приятное впечатление. На работе он долго был на хорошем счету. И только его жена Наталья Васильевне да я, его лечащий врач, знали, что дела его идут все хуже. Напивался он уже почти каждый день, и помочь ему становилось все труднее.
Вечером он приходил с работы и сразу превращался в жалкого воришку. Он воровал у жены рубли и пропивал их, допоздна просиживая в пивном баре. Нет, он не пиво там пил. Такие, как он, складывались по рублю, покупали в магазине водку и распивали ее в пивбаре. Потом складывались еще и еще...
Опьянев, Сергей любил вспоминать о том, как умел работать:
— А мастер берет деталь, замеряет и говорит: «Даже не верится, что за семь минут!..» Каково, а?
Это о том времени, когда Сергей был еще молод и талантлив, и руки его не дрожали, как сейчас.
А назавтра ко мне опять приходила его жена и, плача, просила что-то предпринять, так как вчера он пропил часы и вытащил в раздевалке у товарища из кармана рубль...
Я, как мог, успокаивал эту уставшую, но все еще борющуюся за когда-то любимого человека женщину, которая ни за что не хотела примириться с мыслью, что ее Сергей уже никогда не будет таким, как прежде,— любящим, нежным, трезвым.
Стараясь успокоить исстрадавшуюся женщину, я в то же время понимал, что Сергей не даст теперь согласия на лечение, потому что водка для него стала смыслом жизни. Она затмила все. Надо было принимать решительные меры раньше, пока постоянный алкогольный туман в голове не стал для него болезненной необходимостью. Ведь началось все с малого...
— Ты стал теперь таким знаменитым! Не жмись! С тебя причитается! — говорили те, с кем он вместе работал. Это значило: покупай водку, угощай всех и пей сам. Да побольше старайся выпить, чтоб не подумали, что ты слабак или что жадничаешь...
А Сереже тогда совсем не хотелось пить. Но он шел, покупал, приглашал выпить и пил сам. «Надо!.,»
И не встретился тогда на его пути человек, который бы сказал: да брось ты, Сережа! Это тебя сбивают с толку любители выпить за чужой счет. И не друзья они твои! Просто любители дармовщинки. Понимаешь?
Но никто не сказал так Сергею. А сам он не посмел нарушить «традицию».
И он пил и пил. Сначала с приятелями, потом уже сам, в одиночку, потому что появилась потребность в опьянении. То, что медики называют алкоголизмом. То, что надо лечить.
Сейчас у Сергея дела плохи. Правда, когда он пьян, он не буянит, не скандалит, не попадает в милицию. Но пьет каждый день, приходит домой пьяный и сразу же ложится спать. Спит тяжело, мечется, стонет. А утром встает и уходит на работу в овощной магазин — разгружать овощи. Возвращается домой снова пьяный. Иногда он плачет, ругает себя, но вечером напивается опять. Это больной человек. Как говорим мы, врачи, человек с алкогольными изменениями личности.
Конечно, в случившемся Сергей виноват прежде всего сам. Большие заработки. Известность. Вероятно, ему показалось, что теперь он может себе позволить кое-что из того, что другим нельзя. Например, позвонить на завод и сказать, что опоздает или вовсе не будет. Дескать, готовится к выступлению в совете новаторов.
Сергею прощали всё. И не только прощали. Получил грамоту — надо ее «обмыть». Выступил по радио — следует «отметить». Упомянули в приказе как передовика— тоже «полагается»...
Он не догадывался, что все эти «традиции» создаются любителями выпить. Это они втягивают в свои пьяные компании непьющих людей, потому что знают: угости такого, как Сергей, дай ему стакан водки (отказаться не сможет, это проверено уже много раз!), и он отдаст потом все, что у него есть. Он напоит тогда всех, кто «случайно» окажется рядом, отдаст всю зарплату, пропьет одежду.
Так формируется алкогольная микрогруппа. Несколько человек. Обычно в такой группе есть люди похитрее, покрепче, и они почти всегда пьют за счет других, более слабых, безвольных.
— Сегодня надо выпить! — командует такой «заводила».— У Василия (или у Петра, или у Сергея) день получки. Идем!..
«Надо выпить...» Сразу забываются дела, все отодвигается на задний план, становится мелким и незначительным. Все, кроме предстоящего хмельного веселья. Может, у кого-то и шевельнется в сознании недовольство собой (опять пьянка!), но вслух говорится другое:
— Правильно! Пошли. С него причитается!
Если собутыльники видят, что «добыча» ускользает от них буквально из-под носу, они самым настоящим образом звереют, начинают говорить обидные слова, рассчитанные на то, чтобы сломить «противника»:
— Что? Зажимаешь? Это не по-товарищески! Так у нас не делают! Так поступают только самые последние людишки!..
Когда и этот способ вымогательства, не помогает, то в ход идут другие приемы:
— Ну иди, иди, чего стоишь? — злобно шипят забулдыги.— Иди, не останавливайся. Неси свои несчастные премиальные! Складывай их жене в чулок! Все равно не разбогатеешь, если так подло поступаешь с товарищами...
Да, тут надо проявить стойкость, чтобы отказать вымогателям, претендующим на твою зарплату или на твои премиальные.
Сергей никому не отказывал в угощении, благо до поры до времени это не сказывалось заметным образом на их с Наташей семейном бюджете — и он, и она зарабатывали хорошо. Он приглашал всех в пивной бар, купив по дороге несколько бутылок водки. Было приятно чувствовать себя хозяином положения и слушать льстивые речи подвыпивших собутыльников.
— Ты, Сергей, у нас не то, что этот... как его? Ну да черт с ним... Ты у нас — настоящий мужик! Знаешь, как мы тебя все уважаем?.. У тебя есть деньги? Давай я еще сбегаю...
Сергей давал деньги, пьянел и затуманенным взором смотрел на лица «друзей»... Иван из сборочного, Кузьма Васильевич — мастер из штамповки, Семеныч из управления... Можно сказать, со всего завода набежали. Уважили, особенно — Семеныч...
— Семеныч, я знаешь, как тебя люблю?.. Да ты для меня...
Дальше Сергей уже говорить не мог, набегали слезы умиления, он размазывал их по щекам и пытался целовать Семеныча.
Семеныч на заводе был фигурой известной. Бывший военный, а теперь работник отдела кадров, Петр Семенович умел, что называется, поставить себя среди рабочих. Со всеми держался запросто, всех называл на ты и знал на память анкеты многих. На заводе даже поговаривали, что у него есть специальный список, в котором отмечено, кто когда родился, у кого когда была свадьба, у кого какая годовщина.
Пил Петр Семенович почти ежедневно, но на работу приходил трезвым, и от него не пахло. Был он очень самоуверенным человеком, бесцеремонным и резким. Умел всегда в разговоре принять полушутливый тон, так что нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Он мог подойти к человеку, почти незнакомому, и сказать:
— Поздравляю. Ведь у тебя сегодня что? Вот именно — день рождения... С тебя причитается. Давай-ка, сбегай. У меня в кабинете и выпьем. Как полагается, по-человечески.
И человек, смущаясь и неловко пряча бутылку, приходил к Семенычу в опустевший после работы кабинет и разливал поллитровку по стаканам.
К Сергею Семеныч относился по-отечески, знал его еще со времен его громкой рабочей славы. По выходным дням приходил к нему домой, усаживался в кресло и говорил Наташе:
— Ну, хозяйка, угощай! Как по-русски-то полагается, не знаешь, что ли? Давай, сбегай. В холодильнике-то, небось, ничего не «отпотевает», не то что в прошлое доброе время...
Семеныч сам разливал водку по стаканам и с подкупающей простотой пояснял, что выпить рабочему человеку всегда полезно, а они с Сергеем большие друзья, он уважает его и по-прежнему считает лучшим из лучших рабочих.
Потом Сергей «бегал» за очередной поллитровкой, а Семёныч вел беседу с Наташей:
— Что-то насчет обстановки у вас не жирно. А ведь Сергей зарабатывает немало. Может, пьет?
— Нет, что вы! — испуганно махала руками Наташа.— Так только, изредка, когда придет кто-нибудь из товарищей.
— Ну-ну,— довольно потирал руки Семеныч.— А то ведь у нас на заводе строго. Мы можем и вызвать, и побеседовать, если что...
Уходил Семеныч всегда поздно и был крепко «навеселе». Но назавтра в положенный час он сидел в своем кабинете трезвый и спокойный.
А Сергей утром долго мучился от головной боли, потом, с трудом оторвавшись от подушки, снимал телефонную трубку и, набрав номер Семеныча, виновато говорил:
— Семеныч... Ты уж скажи там что-нибудь... Не могу я... Попозже приеду, а сейчас не могу...
— Так... Так... Ясно. Сделаем. Не беспокойся. Все будет в порядке,— отвечал Семеныч.
Недействительно, до поры до времени все оказывалось «в порядке»... Но потом Сергея уволили.
Думая о Петре Семеновиче, я допускаю, что по-своему он был, возможно, привязан к Сергею и не желал ему .плохого. Ему было просто невдомек, что существуют на свете разные люди. Одни — вот такие, как он,— крепкие, двужильные, «знающие меру» в выпивке и, как говорится, ни в какой обстановке не теряющие головы. А другие — мягкие, добрые, уступчивые, не умеющие отказаться, когда их подбивают на выпивку. Такие люди быстро привыкают к спиртным напиткам и вскоре начинают испытывать постоянную потребность в алкоголе. Они морально опускаются, теряют всякий интерес к семье и близким, к жизни вообще, их способности притупляются, их увольняют с одного места, потом с другого и, наконец, помещают в лечебно-трудовые профилактории. А семенычи живут и здравствуют.
Наверное, и сейчас сидит Семеныч в гостях у очередного своего «любимца», какого-нибудь молодого рабочего или инженера, и по-отечески выговаривает:
— Как по-русски-то полагается? Не знаешь, что ли? Ну-ка, давай, сбегай! С тебя сегодня причитается...
* Здесь и далее имена и фамилии изменены