«Странные» мальчики?

Как-то звонит мне мой хороший знакомый, судья Михаил Ильич, и говорит:
— Сегодня мы одно дело слушаем. Пьяные подростки избили прохожего. Странные мальчики!.. Похоже — психически неполноценные какие-то... Приехал бы, посмотрел?

Михаил Ильич только говорит так, вроде бы просит оказать ему любезность. Это у него манера такая. А на самом деле его просьба означает, что он назначил судебно-психиатрическую экспертизу, что экспертом назначен я, а Михаил Ильич лишь ставит меня в известность об этом решении суда, выполнение которого строго обязательно.

Экспертиза в зале судебного заседания — это всегда трудоемкая и напряженная работа. Надо за сравнительно короткий срок изучить материалы уголовного дела, потом исследовать самого обвиняемого, или даже нескольких обвиняемых, затем опросить свидетелей и на основании всего этого вынести заключение о том, в каком состоянии был обвиняемый много дней тому назад: не был ли он тогда в каком-либо особом состоянии, не страдал ли психическим заболеванием...

Психиатры не любят такие экспертизы, потому что здесь легко ошибиться, а ошибаться психиатру-эксперту— нельзя.

Но ничего не поделаешь. Отложив дела, еду в суд. Знакомлюсь с делом.

«...Около одиннадцати часов вечера группой подростков... (идут имена, фамилии) был избит гражданин Григорьев Петр Максимович, 60 лет, возвращающийся с вечерней смены. В тяжелом состоянии доставлен в больницу...»

Такова фабула. А вот подробности:
«Когда он упал («он» — это пострадавший старый рабочий Григорьев), я чего-то разозлился и несколько раз ударил его ногой, хотел в лицо попасть, но он руками закрывался, поэтому бил по голове...»

Так на предварительном следствии рассказывал обвиняемый Сергей Усов, 17 лет. Кстати, в качестве обвиняемого выступал он один. Другие, тоже принимавшие участие в зверском избиении старого человека, проходили как свидетели...

Обвиняемый Сергей Усов произвел на меня неопределенное впечатление: сидит за барьером, низко опустив голову, отвечает неохотно, тихим голосом: нет, не лечился, в психиатрическом диспансере не бывал — Нервный? Да, потому что отец, когда напивался, каждый раз бил мать — и ему, сыну, порой перепадало — За что пожилого человека избил — сказать не может. Наверное, перед ребятами хотелось показать, что не трус, и убить может, и покалечить... Вот и весь сказ.

Что тут объяснять! «Нервный» мальчик... «Нервность» его проявилась пока лишь в том, что с целью самоутверждения он чуть ли не убил престарелого, беззащитного человека...

Начинается судебное заседание. После установления личности обвиняемого и его лаконичного рассказа о происшедшем вызываются свидетели — притихшие напуганные «мальчики». Кажется, только сейчас до них дошло, что они натворили.

Привалов Коля, 16 лет:
—       Мы шли по улице и вышли на Кондратьевский проспект... А этот дед говорит, что, мол, шляются тут всякие... Нам стало обидно, мы и решили его проучить...

Демичев Володя, тринадцатилетний вихрастый мальчишка, рассказывает несколько иначе:
—       У нас дома «гуляли». Сестра была с мужем, и еще один какой-то к отцу пришел. Потом они все разъехались. А я знал, что выпивка еще есть, и позвал Серегу с Николаем... Мы немного выпили и пошли погулять. Постояли, покурили, смотрим — идет кто-то. Мы решили его разыграть. Подошли и попросили его сплясать... Он плясать не захотел, и тогда я ударил его по лицу. Старик стал кричать, что мы подонки. Нам стало обидно. Серега зашел сбоку и сбил его с ног...

Михаил Ильич спрашивает:
—       А ногами он его бил?
—       Нет, вроде бы не бил... Я выпивши был.

Вопросы задает прокурор, потом адвокат, потом Михаил Ильич обращается ко мне:
—       У эксперта есть вопросы?
—       Да,— отвечаю я.— Позвольте несколько вопросов...

Спрашиваю, много ли выпили, сколько выпил в частности Сергей, был ли он пьян, казался ли странным, походил ли на «ненормального»...
—       Да нет,— охотно поясняет Привалов.— Все было нормально. Мы выпили бутылку красного... Потом еще у Нины выпили... Но пьяными не были. Хотя, конечно, выпивши были...

Оказалось, что с ними были еще девочки — Нина и Маша.

Суд вызывает свидетелей — девочек.

Входят. Ухоженные, чистенькие, принарядившиеся... Сначала одна входит. Рассказывает. Садится. Потом другая.

Аверьяновой Нине шестнадцать лет. Но выглядит она старше. Рослая, плотная. С подведенными глазами.

Ивановой Маше всего пятнадцать... Обе держатся независимо и даже развязно. Хотя в зале сидят их родители, говорят довольно свободно:
—       В тот вечер мы у Нины выпили и пошли покурить,— рассказывает пятнадцатилетняя (!) Маша.— Стоим, видим идет этот... пострадавший. Я и говорю ребятам: давайте почудим над ним...

Примерно то же самое сказала и Нина.

Они, видите ли, решили «просто пошутить»! А старичок оказался хлипкий, и от этих «шуток», когда его били ногами по голове, чуть не умер...

Вызывается мать подсудимого. Усталая, убитая горем женщина. Она, конечно, волнуется и постоянно поглядывает на сына. То, что он сидит за барьером, а возле него — два милиционера, заставляет ее с новой силой пережить и боль, и отчаяние, и тягостное ощущение непоправимости всего случившегося.
—       С отцом мы разошлись...— это она о муже.— Пил очень, избивал меня на глазах у Сережи. Поэтому мальчик рос молчаливым, запуганным... До восьми лет он заикался, пока в школу не пошел. Учился плохо, мальчишки обижали, часто приходил домой весь в слезах... Нерешительный был, боязливый... Никогда не думала, что он способен на такую жестокость! Только вот пить стал, как отец...

Суд удаляется на совещание, а я остаюсь в зале и пишу заключение. Конечно, судя по всему, мальчишка — неполноценный. Характеристики из школы и техникума дают о нем довольно полное представление. Мать обрисовала сына четко. Действительно, он застенчивый, боязливый, нерешительный. Долгое время ни с кем не дружил, часто плакал по пустякам. Все это такие качества личности, которые дают основание думать о психопатических чертах... и об алкоголизме тоже. Именно такими бывают астенические психопаты — робкие, нерешительные, застенчивые и в то же время раздражительные, плаксивые; они быстро устают, плохо учатся, ничего толком не умеют делать, легко впадают в уныние, страдают от ощущения собственной неполноценности.

Недавно судебные психиатры установили еще одну немаловажную особенность таких вот подростков. Оказывается, все перечисленные свойства их личности, а особенно ощущение собственной неполноценности, толкают их иногда к совершению поступков из ряда вон выходящих — порой жестоких, порой нелепых и ничем не мотивированных. Особенно часто это наблюдается у подростков в состоянии опьянения (и всегда в группе, на глазах у сверстников, в компании таких же несовершеннолетних юнцов). Видимо, здесь «срабатывает» механизм самоутверждения, который астенического психопата приводит к неожиданным, уродливым поступкам, тем более что алкоголь действует растормаживающе...

Подумав, пишу заключение: «Усов Сергей психическим заболеванием не страдает, но обнаруживает признаки хронического алкоголизма. В момент совершения инкриминируемых ему деяний мог отдавать отчет в своих действиях и руководить своими поступками, поэтому его следует считать вменяемым».

Так полагается писать. По закону.

Пишу, а сам вспоминаю своего друга Кирилла — врача, молодого, талантливого хирурга. Вспоминаю его лицо в кровоточащих ранах и кровоподтеках. В новогоднюю ночь он был зверски избит группой «резвящихся» подвыпивших подростков и, увезенный «скорой», умер в операционной, не приходя в сознание...

Вот порой о чем приходится вспоминать судебному психиатру, когда он должен решать вопрос о психическом состоянии подростка, привлеченного к уголовной ответственности за пьяный дебош.

Усова осудили. Он отбывал наказание в детской трудовой колонии для несовершеннолетних. Несколько раз его привозили к нам, потому что и в колонии он вел себя ненормально — наносил себе раны, пытался повеситься, угрожал воспитателям. Его история болезни изобиловала врачебными заключениями: алкоголизм, психопатизация, инфантилизм...

Алкоголизм — это беда не только для самого алкоголика, но и для всех окружающих. Опять думаю о Сергее Усове: «А если б отец у него не был пьяницей, если б не истязал свою жену на глазах у малолетнего сына? Ведь это неизгладимая травма — видеть, как бьют по лицу твою мать!..»

Так что же сделало подростка алкоголиком? Неизгладимые впечатления детства? Врожденная неполноценность? Что толкнуло его на жестокое преступление?..

А вот другая история. Начинается она тоже с событий малоприятных.

...7 февраля 1973 года семнадцатилетний Геннадий Авруличев, будучи в нетрезвом виде, угнал от проходной Новгородского завода автомашину и поехал в сторону Ленинграда, но был задержан работниками госавтоинспекции.

При расследовании установлено, что Авруличев днем выпил бутылку вина, а вечером 250 граммов водки и пошел побродить по городу. Проходя мимо завода увидел автомашину, которую и угнал, «чтобы покататься».

За эту «шалость», которая чуть не стоила жизни нескольким пешеходам, Авруличев был приговорен к лишению свободы сроком на один год.

Спустя три месяца я в составе комиссии врачей-психиатров обследовал Авруличева по поводу его психической неполноценности. В колонии для несовершеннолетних он сразу обратил на себя внимание тем, что резко отличался от своих сверстников, держался обособленно, всех сторонился, боялся, что его побьют. При попытке привлечь его к работе начинал жаловаться на плохое самочувствие...

Видимо, ранний острый алкоголизм сделал свое дело.

Конечно, колония для несовершеннолетних — это не лучшее место для подростка. Но и там провинившиеся имеют возможность и работать, и культурно отдыхать, и заниматься спортом, и даже продолжать учебу. Коллектив опытных воспитателей умело руководит их повседневной жизнью. День за днем переделываются, перестраиваются подпорченные ребячьи души.

Но Гена Авруличев упорно сторонился и работы, и учебы, всех дел, которыми жила колония.
—       Что же тебя, в конце концов, здесь не устраивает?— спросил его воспитатель.
—       Все не устраивает... Пусто у меня в голове. И слабость какая-то... Жить не хочется.

Психиатры называют такое состояние астеническим изменением личности при алкоголизме.

Вот тогда-то Авруличев впервые и познакомился с психиатрами...

Страничку за страничкой листаю его историю болезни. Отец — сторож в гараже. Мать — санитарка в больнице. Вот запись со слов матери:
«С детства он был не как все — стеснительный какой-то и нерешительный. Учился плохо. В шестом классе четыре года просидел да так и не смог перейти в седьмой... И выпивал, поди, каждый день...

Знакомых у него почти не было. Все один бродил, как неприкаянный. Иногда смотришь — мальчишки бегают по улице, играют, кричат, прыгают, а мой забьется в угол, словно бирюк, как-то сожмется весь и сидит эдак часами. Спросишь: чего, мол, ты?.. А он говорит, что боязно ему чего-то и скучно, и делать ничего не хочется, а ребята мол, все ему надоели...

Подошла к нему как-то — спиртным разит. «Где напился?»— спрашиваю.— «Друзья угостили...» Врал, конечно. Откуда у него друзьям быть!»

Просматриваю дальше документы на Авруличева. Узнаю, что в 1971 году Геннадий совершил поступок, который никак не свидетельствовал о застенчивости: однажды ночью он подобрался к магазину, сорвал замок на окошке, через которое обычно принимали хлеб, залез в магазин и украл бутылку коньяка и две шоколадки. Его, конечно, задержали, он был осужден и год находился в воспитательной колонии. После освобождения поступил работать на автобазу слесарем: в колония его научили слесарному делу...

И вот снова нелепая выходка, которая как-то не вяжется с его обликом и характером.

Мы вызываем Авруличева, беседуем с ним, проверяем, нет ли у него признаков какого-либо психического расстройства.

...Маленький, тихий, бледный мальчишка. Выглядит много моложе своих семнадцати лет. Таких мы называем инфантильными, то есть умственно незрелыми, недоразвитыми. Пожалуй, это определение к нему вполне подходит, тем более что и высказывания его по-детски наивны, глуповаты:
—       В тот день выпил немного... Сначала красного вина, потом пошел в магазин с каким-то мужиком. Купили пол-литра на двоих... Пили прямо в магазине... Тоскливо было и скучно. Решил покататься...
—       Погоди, погоди, Гена,— говорю ему я.— Как это «покататься»? Ты что же, не знаешь, что это преступление — сесть пьяным за руль .да еще чужой машины? Ты ведь уже не ребенок. В колонии, небось, Уголовный кодекс весь проштудировал, от корки до корки...
—       Да знаю я,— недовольно скривился Геннадий.— Но мне было безразлично... Думал — прокачусь, это меня немного развеселит.

Вот такие рассуждения...

Спрашиваю еще его о том о сем. Запас знаний у него ничтожно мал. Книг не читает, газетами не интересуется, что смотрел в последний раз в кино — не помнит. Все время болезненно морщится и твердит одно:
—       Тоскливо мне. И внутри как-то нехорошо... Видеть никого не хочется...

Пишу заключение: «Психопатия, осложненная хроническим алкоголизмом. Но психическим заболеванием не страдает...»

По форме все правильно. Но на душе неспокойно. Надо что-то придумать, что-то делать с этими «странными» подростками, которые, еще не достигнув совершеннолетия, уже сумели пристраститься к спиртному.

Почему они пьют? Почему бесцельно бродят по улицам, пристают к прохожим, затевают драки друг с другом? И пьют не от случая к случаю, хоть и это само по себе нетерпимо, а напиваются каждый вечер (или почти каждый вечер) и становятся алкоголиками, да не просто алкоголиками, а хроническими, с катастрофически быстро нарастающими изменениями личности, с апатией, вялостью, инертностью, безразличием ко всему и к собственной судьбе в том числе?..

Ответить на это не так-то просто. Самая удобная позиция здесь — привычные и уже порядком поднадоевшие ссылки на плохую клубную работу, на отсутствие спортплощадок, на недостатки воспитательной работы в школе и вне школы. С подростками, мол, мало занимаются, плохо за ними наблюдают...

Но тогда почему же большинство ребят находят и место, и время для занятий спортом, читают интересные книги, ходят в туристские походы, собираются вместе, чтобы поспорить о волнующих их проблемах или попеть под гитару любимые песни? И только жалкие группки, всегда одни и те же, с желтыми лицами и прокуренными зубами, каждый вечер жмутся все на той же лестничной площадке, оставляя после себя несколько пустых бутылок из-под дешевого портвейна и кучу заплеванных окурков! Почему?
Думается, дело тут не в том, что этих подростков якобы плохо и мало «развлекают» взрослые. И не надо их развлекать! С них надо строже требовать. Мы порой слишком снисходительны к подвыпившему парню. Ведь бывает же такое: идут по улице, чуть пошатываясь, двое, трое, пятеро подростков, идут, задевая прохожих, откровенно пренебрегая всеми правилами поведения в общественных местах. И никто из взрослых не остановит их, не скажет гневного слова в их адрес. Один просто побоится призвать их к порядку, другой не увидит ничего зазорного в том, что мальчишки, мягко говоря, «навеселе».
— Ишь, разгулялись пацаны! — скажет такой чуть ли не одобрительно.

А пьяные подростки, почувствовав безнаказанность, становятся опасными. Они, между прочим, очень хорошо замечают, как относятся к ним в данный конкретный момент окружающие их люди. И начинают еще сильнее пошатываться, еще громче и сквернее браниться.

Потому что они очень хотят быть похожими на взрослых. Например, на дядю Петю из шестой квартиры, который каждый день приходит домой пьяный и долго бранится, не попадая ключом в дверь; или на Гришу-водопроводчика, которого еще никому не удавалось видеть трезвым... Все это кажется им незаурядным, и немало подобных «примеров» успело накопиться в голове у мальчишек. Ума вот только еще не накопилось, чтоб сообразить, что надо равняться совсем на других взрослых! На тех, кто строит, изобретает, водит корабли и поезда, летает на сверхзвуковых самолетах; на тех, кто побеждает на ринге, на футбольном поле или на  ледяной площадке.

Но чтобы стать похожими на таких, надо иметь сильную волю, отказаться от многих кажущихся удовольствий, надо много учиться и работать, работать, работать...

Это трудно. А вот закурить, выпить — что может быть проще!
Поэтому встречаются еще подростки, которые, чтобы приобщиться к миру взрослых, начинают подражать им не в трудном, а в наиболее доступном и показном — курении, выпивке. И со временем становятся алкоголиками...

Бродят они по улицам, подпирают стены в подъездах и на лестничных площадках и не знают, как «отличиться» еще, как и чем (или над кем) «позабавиться»...

Очевидно, не станет этих «странных» мальчиков только тогда, когда не только добротой, но и принципиальной требовательностью мы дадим им понять, в чем смысл и сущность взрослости, к которой они так стремятся. Не надо подростков «развлекать» — надо учить их становиться взрослыми, умению требовать по большому счету с самих себя.