Вера в колдовство, в силу заговора колдуньи и ворожеи существовали не только в странах Европы. Многие страницы русской истории тоже связаны с преследованиями «ведьм», с гонениями за колдовство, правда, не в таком объеме и не с такой силой жестокости, какими отличались действия служителей католической церкви. Отсутствие научного знания, невежество, предрассудки, укоренившиеся в сознании людей, в их быту, были общей основой для всех явлении этого рода. К ним принадлежит и история, приключившаяся с царской белошвейкой Дарьей Ломановой и ее подругами.
...Беда случилась студеным осенним днем, когда великий государь Михаил Федорович был в отъезде. Мастерицы-золотошвейки Степанида, Арапка обнаружили пропажу остатков полотна от скатертей, деланных для государыни. Сторож светличный Мишка Григорьев да другой сторож, Мишка Семенов, видели то полотно на голове мастерицы Дарьи Ломановой, когда она подалась за Москву-реку. Ездя туда, Дарья государское полотно изодрала, остаток же от него дала им, сторожам.
А утром того дня мастерицы видели, как к Дарье Ломановой пришла неведомая женка, а после сыпала Дарья на след государыни-царицы какой-то песок.
— И еще, — мастерицы призакрыли глаза и зашептали торопливо и чуть слышно, — как шла государыня царская по переходам мимо светлицы, Дашка-то похвасталась: только ей царицу уходить, а остальные ей дешевы...
Государь, вернувшись, велел про то дело сыскать подлинно.
Окольничий Стрешнев и дьяк Тараканов всех мастериц перед собой с очей на очи ставили и подробно расспрашивали.
Дарья Ломанова отрицала все. И что слов таких не говорила, и песок не сыпала на след государыни, а приходила к ней только золовка, вверх в светелку не подымалась. За Москву-реку к бабке, которая всему может помочь, сама не ездила и подруг не брала. Что же на нее затеяли — все ложно.
Окольничий и дьяк доложили государю, и он приказал огнем жечь и пытать накрепко.
Узнав о том, мастерица Дарья Ломанова заплакала и начала виниться: песок она на государынин след не сыпала, похвалялась же спьяну — только бы ее за работу царица пожаловала, а остальные, мол, ей не дороги. Да, за Москву-реку ездила и государским полотном закрывалась, но принесла его с собой.
Окольничий и дьяк допросили сторожей, знают ли в лицо ту женку, какая приходила к мастерице? Кто приходил — не знают, в какой день — не помнят, а остатки полотна Дарья им раздала, потому как они ей ни к чему не пригодятся.
Расспросные речи сторожей записали и государю их показали. Выслушав, государь велел пытать вот о чем:
как мастерица на след государыни песок сыпала,
для государской ли порчи ходила мастерица за Москву-реку к бабке или для какого иного дела,
кто с ней был и кто та женщина, что подымалась в светлицу.
Вскоре мастерица Дарья Ломанова на допросе повинилась, что ходила за Москву-реку к ворожейке и подругу свою звала. Зовут бабку-ворожейку Настасьицей, живет она за Москвою-рекою, на Всполье, и известна тем, что людей привораживает, наговаривает на соль и мыло.
Государевы люди до Всполья добежали, привели Настасьицу, дочь Иванову, родом черниговку. Привели ее, и признали в ней мастерицы ту женку, что приходила к Дарье Ломановой. И Дарья признала. Только Настасьица упирается.
Дарья ей и говорит:
— Повинись, Настя. Помнишь, я к тебе пришла, ворот черный, от рубашки отодранный, принесла, а с ним же принесла соль и мыло? Ты ворот у печки сжигала, на соль, на мыло наговаривала и велела тот пепел сыпать на государский след, куда государыня и дети их и ближние люди ходят. От этого, мол, вреда не будет, а ближние люди все меня любить станут. Рассыпь, мол, его у светлицы по крыльцу. Помнишь это?
Но Настасьица не вспомнила, пока огонь да пытка не помогли в этом: повинилась она, что сыпать пепел велела не для лихого дела, а в те поры будет челобитье, вот и хотела она, чтобы было оно успешным. А на порчу государеву заказа у нее не было. Порчей она, Настасьица, не занимается, только мужа и жену привораживает, на соль и мыло наговаривает. Учила же этому искусству ее Манька Козлиха, живет она за Москвою-рекой, у Покрова.