Первые анестезирующие вещества — закись азота, эфир, хлороформ — принесли людям XIX века открытия в химии. Церковный надзор распространялся и на тех, кто занимался химией, этой безбожной и запрещенной наукой. О снотворном действии «сладкого купороса» — серного эфира — знал еще в 1540 году Парацельс. Это был «первый химик от сотворения мира», как назвал его Герцен. Великий бунтарь и ниспровергатель авторитетов, Парацельс скитался из страны в страну. В итоге его лишили возможности преподавать, считая учение его еретическим.
Как само открытие анестезирующих средств, так и двадцатипятилетняя борьба за введение их во врачебную практику представляют собой обширные страницы в истории науки. С ними связано много имен, много драматических событий. Существуют два памятника первооткрывателям эфирного наркоза: доктору Мортону из американского штата Массачусетс и Чарльзу Джексону из Бостона — врачу и химику, учителю Мортона. Спор о том, кого из них считать первым, не решен до сих пор.
Интересно высказывание, принадлежащее В. Робинсону, автору книги об истории наркоза, вышедшей в Нью-Йорке в 1946 году. «Многие пионеры обезболивания были посредственностями, — пишет он. — В результате... случайных обстоятельств они приложили руку к этому открытию. Их ссоры и мелкая зависть оставили неприятный след в науке. Но имеются и фигуры более крупного масштаба, которые участвовали в этом открытии, и среди них наиболее крупной, как человека и как ученого, скорее всего надо считать Пирогова».
Пирогов подошел к новому делу с размахом, обстоятельно, так, как привык делать все. После первого сообщения из Бостона прошел год. В тринадцати городах России хирурги сделали под наркозом шестьсот девяносто операций. Триста из них провел Пирогов.
Он начал с эксперимента. Опыты на животных, на самом себе, наблюдения за действием наркоза на сорока здоровых людях, пятьдесят операций в клинике — на это ушло несколько месяцев. Затем последовал массовый эксперимент в необычных условиях: летом 1847 года Пирогов, его помощник доктор Неммерт и фельдшер Калашников едут на Кавказ. Сибирский тарантас везет тридцать специально сконструированных наркозных масок и тридцать два килограмма эфира. Тарантас задерживается в крупных городах, где Пирогов демонстрирует преимущества нового способа обезболивания. Цель путешествия — действующая армия. Решено испытать возможности анестезирования в военных условиях.
В сражении под аулом Салты Пирогов оперировал с применением наркоза сто раненых. Он работал в наспех сплетенных шалашах, и за его спиной толпились любопытные. Их не разгоняли — так велел Пирогов. Пусть своими глазами увидят, что бояться-то нечего. Вскоре солдатский беспроволочный телеграф исправно разносил славу «замирательных капель» доктора Пирогова. А сам доктор подвел итог эксперимента: «Отныне эфирный прибор будет составлять так же, как и хирургический нож, необходимую принадлежность каждого врача во время его действия на бранном поле».
Пирогов первым попытался раскрыть секрет действия наркоза. В чем сказывается его влияние на кровь, на нервную систему? Из каких стадий он складывается и зависит ли от возраста, индивидуальных особенностей больного? Может быть, наркоз отрицательно влияет на послеоперационное лечение?
Вопросов было больше, чем хотелось бы. Решали их всем медицинским миром. В Москве, в университете, работал специально созданный наркозный комитет во главе с известным русским ученым А. Филомафитским. Опыты велись в Петербурге, Киеве, Харькове.
Пирогов разрабатывает новые способы введения анестезирующего вещества — непосредственно в кровяное русло (сейчас этот вид наркоза называют «русским методом»).
1 апреля 1847 года Пирогов сообщает петербургским врачам еще об одном виде наркоза и о специальном аппарате, с помощью которого удается успешно вводить пары эфира в прямую кишку. Через несколько дней его доклад слушают на заседании Российской академии наук, а еще через несколько дней Пирогову аплодируют ученые Парижской академии. Среди них — известный хирург Вельпо, враждебно встретивший анестезию. Это ему принадлежало сравнение: «устранение боли при операции — не более чем химера, о которой даже и думать непозволительно». Вельпо считал, что боль и нож хирурга — нераздельное понятие.
Не менее известный французский физиолог Мажанди тоже высказался против эфирного наркоза, назвав его «безнравственным и нерелигиозным». По этому поводу московские врачи ответили Мажанди через свой журнал: «Разве можно считать безнравственным применение обезболивания, если это делается для пользы больного? Если стать на точку зрения Мажанди, всякая хирургическая операция была бы уголовным преступлением».
В 1848 году Пирогов впервые ввел для обезболивания наркозные смеси.
«Смесь хлороформа с эфиром, — писал он, — действует надежнее в том отношении, что она анестезирует не так сильно и быстро, как чистый хлороформ, но скорее и сильнее, чем одни эфирные пары».
У смешанного усыпления оказалось большое будущее. В распоряжении современных хирургов уже имеется до сорока наркозных смесей.
Пирогов знал из опыта, что действие наркоза сопровождается последовательным выключением различных отделов центральной нервной системы. Именно она переводит внешние раздражения в чувство боли, которое испытывает человек. Пирогов собрал ценные наблюдения в этой области. Однако сам механизм действия наэфированной крови на нервную систему оставался неизвестным.
Не знает полностью всех его тонкостей и современная медицина, хотя ее успехи в анестезиологии огромны. Поэтому поиски более совершенного обезболивающего средства, идеального как для больного, так и для врача, не прекращаются и в наши дни.