Нешкольные уроки

Признайтесь, что многие обороты и выражения в рассказе о Дарье Ломановой вам непонятны. Так и должно быть, хотя еще полвека назад обозначаемые ими явления все еще составляли часть жизни любой русской деревни. Попытаемся воскресить недавнее прошлое.

Одной из свидетельниц по делу порчи на государынин след проходила мастерица-золотошвейка Прасковья Колоднич. Прасковью сильно бил муж. Поделилась она своим горем с подругами, те отвели ее за Москву-реку к Настасьице. Ворожея попросила принести ей белил, соли, мыла и наговорила их, то есть пошептала над белилами, над солью и мылом известные ей слова заклинания. «Коль скоро мыло к лицу прильнет, — приговаривала Настасьица, — столь же скоро муж жену полюбит. А рубашка, какова на теле бела, столь бы муж был светел».

Солью следовало заправить еду, мылом — выстирать мужнюю одежду, а белила втереть в лицо. Считалось, что, наговоренные, они окажут свое благотворное действие. И Настасьица и те, кто к ней приходил за помощью, верили, что действие, заключенное в словах, должно произвести такое же действие на деле. И сами обвиняемые и потерпевшие, в данном случае царская семья, верили в то, что можно заговорить человека, если из очертаний его следа вынуть землю, высушить на огне, а после отнести на кладбище. Испорченный таким образом человек «сохнет», а если его след бросить в воду, он непременно заболеет водянкой. Но предварительно землю, вынутую из следа, нужно заговорить, передать ей могущественные свойства с помощью слова.

Это очень древняя вера в силу слова как существа живого, материального. Слово лечит, слово ранит. Все заговоры, нашептывания из практики городских и деревенских знахарей во все времена основаны были на силе слова, силе внушения. Безразлично, на что нашептывать — на воду, соль, квас, на скипидар, хлеб, на одежду или следы на дороге. Этим предметом мог быть и домашний сор. В книге Каменецкого магистрата за 1731 год сохранилась жалоба мещанина Леончика на его соседа Хилькевича. Леончик утверждал, что сосед подбрасывал сор на его, Леончика, двор, чтобы причинить вред колдовством. Городской магистрат, разбирая дело, привлек Хилькевича к денежному штрафу в пользу соседа и, как бы мы сказали сейчас, строго его предупредил «не выносить сор из избы».

Узнаете знакомый оборот, которым мы пользуемся до сих пор?

А что значит «уроки смывать», «жаб заговаривать»? Естественно, что к школе те уроки прямого отношения не имеют. Происхождение у них совсем иное — мир суеверий.

«Уроки» — так называлась причина от действия дурных, не в час сказанных слов и даже дурного смеха. Если случится у человека внезапная лихорадка, или сильно заболит голова, или вдруг нога заноет, значит, кто-то его «обурочил» и нужно противопоставить этому недоброму действию силу заговора. Считалось, что у каждого человека в сутках есть свой недобрый час (вот как далеко залетело вавилонское астрологическое учение о делении суток на счастливые и несчастливые часы!)

Особенно нуждались в обурочивании младенцы. Звон в ушах материнских стоит от крика ребенка, заливается он плачем с утра и до вечера, нет от него покоя в доме. У ворожейки на этот случай есть несколько способов. Можно снять уроки с младенца с помощью воды. Когда топится баня, берет ворожейка ковш воды, выплескивает ее на печку-каменку и снизу снова подхватывает струйки ковшом. Так делается три раза. Этой водой ребенка окатывают и дают ее пить, наговаривая: «Как на каменке на матушке подсыхает и подгорает, так и на рабе божьем подсыхай и подгорай».

А что «подсыхай» и «подгорай»? Именно этого-то ворожея не знает и знать не может. В то же время уходят ее пациенты домой и уносят ребенка успокоенные. Не помогла вода, значит, на то воля божья, применим другое средство, попробуем заговор на заре.

Ранним утречком, когда зорька покажется, возьмет ворожея ребеночка, покрестит его три раза и скажет: «Заря Марья, заря Дарья, заря Марианна, возьми крик с младенца денный, полуденный, часовой, получасовой, унеси ты в темны леса, в круты горы».

Бывало, до двенадцати зорь продолжалось снимание уроков у особо неподдающихся младенцев. И если этот вид лечения не помогал, в запасе у знахарки было еще перепекание, тоже достаточно почтенный по возрасту способ «медицинской» помощи, когда недуг человека будто бы передается животному.

Ребенка и щенка привязывали вместе к хлебной лопате, просовывали в теплую печь и там попеременно били прутом: то одного, то другого.

Считалось, что хилый ребенок, который «не допекся» в материнском организме, сделает это в печке, передав заодно свою хворобу щенку.

Такое животное в доме больше не держали. Его выгоняли и сами старались избегать бездомных кошек или собак: ведь в них могли сидеть чужие болезни.

А «жаб выгонять» означало лечить болезни горла. Считалось, что их можно взять на испуг, для чего двумя пальцами правой руки душили крота или жабу, а потом этими пальцами проводили по боковым сторонам шеи ребенка. Для усиления лечебного действия ему давали пить воду, пропущенную три раза сквозь отверстие в конце тележной оси, куда вставляется чека.

Еще рассказывала Настасьица и ее товарки-ворожеи, как «наметывают они горшки на живот». Эти действия предпринимались как единственное тогда средство от грыжи, когда внутренние органы или глубинные ткани человека выходят из своих полостей под кожу. В быту ее называли «грысь», или «болезнь от надсаду», потому что чаще всего самый распространенный ее вариант — грыжа живота была следствием непомерно тяжелого физического труда.

Чтобы выправить грыжу, раскаленный горшок, как огромную медицинскую банку, набрасывали, наметывали на пупочное кольцо больного. Нужно сказать, что этой нехитрой практикой пользовались не без успеха, кроме тех случаев, когда образуется невправимая грыжа и помочь может только операция.

Тут уж человек представлялся собственной судьбе.

А куда было деваться пациентам Настасьицы, Ульянки слепой, Дуньки?

Не в больницу же идти. Не было их тогда даже в столичной Москве.

Остается выяснить одну деталь: что же стало с золотошвейкой Прасковеей Колоднич, получившей у ворожеи наговоренные соль, мыло и белила? В следственном документе сохранился ответ и на этот вопрос. Соль она положила в еду, белила втерла в лицо, вышла во двор, а муж тут ее и побил...

Вот только мылом воспользоваться она к тому моменту не успела.