Единственной задачей познания, почетной в средневековье, считалось размышление о человеческой душе и отношении ее к богу. «Ни в каком исследовании, — повторял Тертуллиан, — после евангелия нет нужды».
У каждой медали две стороны: запретив научные исследования, опытное знание, церковь открыла широкую дорогу самым фантастическим суевериям и предрассудкам. В этом отношении эпоха средневековья поставила своего рода рекорд.
Одним из популярных сочинений, пользовавшихся репутацией как излюбленного чтения, так и проверенного школьного пособия, был так называемый «Физиолог». Это детище средневековой мудрости народилось еще во II или III веке и процарствовало в умах людей едва ли не тысячу лет. Автора у него нет, сочинение многократно переписывалось, дополнялось, перерабатывалось и было в ходу на греческом, латинском, сирийском, армянском, старонемецком, старофранцузском языках.
В основе «Физиолога» лежали три источника: устные рассказы, никогда и никем не проверенные, библейские сказания как основной стержень повествования и обломки античной мифологии. Эта духовная пища средневековья не содержит и привкуса истинной науки, хотя речь в сочинении идет о животных и растениях, упоминаемых в Библии.
На страницах «Физиолога» запечатлелись самые фантастические и нелепые образы и сведения, которым верили не колеблясь. Здесь можно было прочесть о льве, который питался овощами, получая их из рук монаха. Царь зверей умирал на могиле своего господина — игумена. Олень имел репутацию истребителя змей, он добровольно впрягался в плуг священника. Волк таскал камни для постройки монастыря, птица феникс жила больше тысячи лет, потому что она, не в пример Адаму, не увлекалась плодами дерева познания.
Сатиры, сирены, тритоны, крылатые, двуглавые, одноглазые люди свободно разгуливали по «Физиологу», выполняя основную задачу сочинения — поразить воображение читателей и учащихся сверхъестественным, чудесным, что исходит будто бы от всемогущества божьего. Труд этот воспитывал и укреплял веру в библейское учение и правоту ее служителей.
Но даже такая смесь богословских поучений и нелепой зоологической фантазии, по мнению охранителей религиозной веры, была не безупречна. В биографии «Физиолога» есть такой эпизод. В 496 году он неожиданно попал в список книг, запрещенных папой римским за некоторые отступления от охранительной линии церкви. Но уже через сто лет «Физиолог» снова попал в книжный оборот.
Просвещение народа не заботило церковь, хотя она взяла на себя организацию школ для избранных. Они существовали при монастырях и были в то время единственными учебными заведениями.
Чему же учили в них детей? Прежде всего священному писанию. Названия других дисциплин остались еще от времен античности. Грамматика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка — эти предметы потеряли свое прежнее самостоятельное значение. В монастырской школе они помогали усваивать священное писание. Грамматикой занимались, чтобы понимать церковный язык, с помощью арифметики толковали предполагаемые тайны чисел, основы астрономии сводились к составлению церковного календаря.
Представьте школьную комнату VIII—IX веков, преподавателя, задающего вопросы по учебной программе, и ученика-отличника, знающего ответ «назубок».
— Что такое небо?
— Вращающаяся сфера, неизмеримый свод.
— Что такое Солнце?
— Блеск Вселенной, краса небес, прелесть природы, распределитель часов.
— Что такое Земля?
— Мать живущего, хранительница жизни, пожирательница всего.
— Что такое море?
— Путь отважных, граница земли, гостиница рек, источник дождей.
— Что такое жизнь?
— Радость для счастливых, печаль для несчастных, ожидание смерти.
— Что такое человек?
— Раб смерти, мимолетный путник, гость в своем доме.
— Что такое тело?
— Жилище души.
Можно признать очевидную образность и вопросов и ответов на них, но как далеки они от точного научного знания, от стремления познать истинную сущность явлений природы, исходя из опыта, наблюдения за ними. А зубрежка и плетка, чтобы не отвлекались ученики на посторонние вопросы, удачно «ускоряли» механическое запоминание курса наук.
Нет, не воспитывали в монастырских школах просвещенных и любознательных людей. Главный долг христианина, как понимала его церковь, заключался в другом: не знать ничего, противного истинной вере.