Разговоры 10-го нумера

В списке студентов-первокурсников медицинского факультета фамилия Николая Пирогова появилась в 1824 году. После того как четырнадцатилетний мальчик выдал подписку правлению Московского университета о своей непричастности ни к какому тайному обществу и пообещал «впредь к оным не принадлежать», он приступил к занятиям.

Издавна в медицинские училища и Москвы и Петербурга особенно охотно брали бывших семинаристов, знавших латынь — язык медицины. В верховное управление церкви даже обратились с просьбой не препятствовать воспитанникам духовных школ, если те захотят поступить на учение в казенные госпитали.

Среди студентов-медиков Московского университета несостоявшихся священнослужителей было тоже много. Во всяком случае, почти все обитатели 10-го нумера для казеннокоштных студентов происходили из духовного звания. Здесь Никоша Пирогов каждый день на время обеда оставался у своего бывшего репетитора — студента Феоктистова.

Получилось так, что эта комната сыграла особую роль в его жизни.

Уклад дома в Сыромятниках, где жила семья Пироговых, ничем не отличался от обычной жизни большинства московских домов. Жильцы его исправно выполняли все церковные обряды, а по главным постным дням даже любимая кошка Николая не получала мяса. Но именно 10-й нумер очень скоро изменил первокурсника Пирогова, к удивлению и ужасу его богомольной матушки. Он посещал церковные службы, но при всяком удобном случае, когда заходила речь о святости богопочитания, о Страшном суде, муках в будущей жизни, посмеивался над рассказами из жизни святых, над повествованиями о дьяволе и его проказах.

«Кроме костей и гербария, — много лет спустя, уже на закате жизни, вспоминал знаменитый хирург, — я принес из 10-го нумера новое мировоззрение». От старшекурсников из духовного звания он наслышался «таких вещей о попах, богослужениях, обрядах, таинствах и вообще религии, что на первых порах с непривычки мороз по коже продирал».

Это новое мировоззрение навсегда определило отношение Пирогова к церкви и ее слугам. Остальное дополнила наука — в его жизни она заняла первое место, и служение науке Пирогов считал самой священной своей обязанностью.

В 10-м нумере разговаривали о тайных обществах декабристов, здесь в списках читали запрещенные стихи Пушкина и, конечно же, обсуждали все новости медицины.

Однажды упомянули князя Голицына, министра просвещения и духовных дел. И Николай услышал такой разговор:
—       Да, ныне, брат, держи ухо востро!
—       А что?
—       Теперь там, в Петербурге, говорят, министр наш, Голицын, такие штуки выкидывает, что на-поди.
—       Что такое?
—       Да говорят, хочет запретить вскрытие трупов.
—       Неужели? Что ты!
—       Да у нас чего нельзя — ведь деспотизм! Послал, говорят, во все университеты запросы: нельзя ли обойтись без трупов и заменить их чем-нибудь.
—       Да чем тут заменишь?
—       Известно, ничем. Так ему и ответят.
—       Толкуй! А не хочешь картинами или платками?
—       Чем это? Что ты врешь, как сивый мерин?!
—       Нет, не вру. Уже где-то, сказывают, так делается. Профессор по анатомии привяжет один конец платка к лопатке, а другой — к плечевой кости, да и тянет за него: «Вот, говорит, посмотрите: это дельтовидная мышца...»

В другой раз Пирогов с удовольствием смотрел, как обитатель 10-го нумера копировал преподавателя анатомии Юста Христиана Лодера. Он неуклюже всходил на воображаемую кафедру и, пришепетывая, выговаривал:
— Мудрейшая природа... кгм, кгм... вернее, создатель мудрейшей природы пожелал...

Да, недаром Пирогов вспоминал эти уроки.

Юст Христиан Лодер при изучении анатомии не требовал от студентов обязательного упражнения на трупах. Пирогов в то время не составлял исключения. Он, как и другие, довольствовался теми препаратами, которые сопровождали лекции Лодера.

Но когда занятия по внутренним болезням вел известный медик и преподаватель университета Матвей Яковлевич Мудров, студенты часто слышали, что необходимо учиться анатомии больных органов.

«Я не вижу другой дороги добиться истины, — говорил Мудров, — кроме строгого исследования болезненных произведений... Над трупами мы будем ближе подходить к истине».

«Врач-неанатом не только бесполезен, но и вреден!» — утверждал на лекциях по хирургии другой наставник Пирогова, автор многих медицинских трудов Ефрем Осипович Мухин. Эти наставления возбуждали любопытство студента Пирогова.

Однажды Мудров приехал на лекцию раньше обычного и затеял непонятный разговор о прелестях путешествий, о заграничном житье-бытье. Оказалось, что есть возможность продолжать дальнейшее образование в прославленном университете города Дерпта.

Николай Пирогов выбрал предмет усовершенствования: хирургию — единственную науку, основанную на анатомии.

Поскольку студент отменно успевал по всем дисциплинам, имел громкий голос и хорошее дыхание — качества, необходимые для будущей профессорской деятельности, — его допустили к поездке.