Умирающие больные, проходя через стадии естественного внутреннего «противления» неизбежному, а затем депрессии, в конечном счете становятся более спокойными и в то же время более восприимчивыми к психотерапии и обнадеживающей информации о своем состоянии в прогнозе. Существуют наблюдения, согласно которым люди, длительно общающиеся с природой, всматривающиеся в ее ритмы, начинают относиться к смерти как к иному уровню существования. Тем не менее, на мой взгляд, первейший долг врача, медицинской сестры — во всех случаях помочь больному человеку уйти от страха смерти. Даже тогда, когда у пациента лишь один шанс из ста выжить.
Страх смерти — союзник смерти.
Напомню о выводе, сделанном известным врачом-путешественником А. Бомбаром: большинство терпящих кораблекрушение, даже находясь в спасательных шлюпках, умирают в первые три дня. Не от голода, холода или жажды. Их убивает страх.
В плане вопросов, рассматриваемых в этой книге, мне хотелось бы подчеркнуть следующую мысль. Сколь бы ни было тяжким и бесперспективным положение человека, умирать он не хочет.
Жена Блайберга, которому была сделана пересадка сердца, как ни странно, весьма скептически оценила «качество» прожитых им после этого дней. И все же он плавал, играл в регби и теннис, и пусть на фоне таблеток и ограничений, но все же прожил после операции 694 дня. Думаю, что мало кто из обреченных людей отказался бы от почти двух лет жизни.
Свое отношение к смерти неприкрыто сформулировал один из пациентов, которому американский профессор Кули сделал повторную пересадку сердца через полгода после первой: «Пока над моим гробом не захлопнули крышку, я отказываюсь признавать себя мертвым».
Есть, однако, больные, которые утверждают, что жаждут смерти как избавления от тяжких болей, мук, связанных с болезнью. Но это только тогда, когда они не видят иного выхода.
Франц Кафка, болевший туберкулезом гортани (в то время болезнь была неизлечима) и мучительно страдавший, обратился к своему врачу: «Убейте меня! Иначе вы преступник!»
Несколько лет назад были предъявлены обвинения группе лондонских врачей, которые лечили пожилого врача, страдавшего запущенной формой рака пищевода. Зная абсолютную обреченность пациента, они тем не менее прилагали все усилия для продления ему Жизни. На десятый день после хирургического вмешательства наступила его клиническая смерть. Больного, однако, удалось вернуть к жизни. Когда он очнулся, то поблагодарил коллег, но попросил, чтобы в будущем они не принимали никаких мер к оживлению, так как он не в силах переносить непрекращающиеся боли и знает, что обречен на смерть. Более того, свое последнее желание пациент записал в историю болезни. И все же, несмотря на ясно выраженную волю умирающего, его заставили «прожить» в мучениях еще три недели.
За это время реаниматоры четыре раза восстанавливали деятельность его сердца. Нецелесообразность такого оживления очевидна.
Как считает реаниматолог академик АМН СССР В. А. Неговский, в подобных ситуациях существует принципиальная разница между действиями врача, не продлевающего ненужных страданий человека, и попыткой сократить время, в течение которого организм может бороться за свое существование. Во всех остальных случаях «противопоказаний для жизни» нет и быть не может. И тактика врача может сводиться только к одному — бороться за жизнь больного всеми доступными ему средствами.
Чаще даже у тех, кто страдает, любовь к жизни оказывается сильнее мук.