Как рано они оказываются способными воспринимать удаленность с достаточной для контроля пространственных действий точностью? Многие исследователи изучали развитие дотягивания. Результаты, по-видимому, говорят о том, что эта форма поведения, подверженная влиянию процессов роста как в своей контрольной (перцептивной), так и в своей оффекторной части, становится достаточно точной лишь в очень позднем возрасте. Классическим исследованием считается эксперимент Круикшанк (1941). Схематически ее эксперимент изображен на рис. 4.17. Круикшанк предъявляла младенцам два объекта разного размера на двух различных расстояниях и подсчитывала потом число протягиваний руки в направлении этих объектов. Она установила, что младенцы в возрасте от пяти до шести месяцев тянут свои руки к далеким объектам, хотя они находились на расстоянии, исключавшем всякую возможность дотягивания. Поскольку они стремились достичь этих объектов, то их восприятие удаленности объектов и/или их восприятие длины собственных рук должно было бы быть ошибочным.
А. Маленький предмет в пределах досягаемости
Б. Большой предмет вне пределов досягаемости
В. Маленький предмет вне пределов досягаемости
Рис. 4.17. Схематическое изображение условий эксперимента Круикшанк (1941) но изучению дотягивания у младенцев. В условиях А и Б объекты занимают один и тот же угол зрения. Хотя объект в Б значительно больше, он отодвинут на пропорционально большее расстояние, благодаря чему величина его ретинальной проекции совпадает с величиной ретинального изображения объекта в А. В этом эксперименте условия А и Б вызывали примерно одинаковое число попыток дотягивания, тогда как условие В1, в котором маленький объект был помещен на большое расстояние, вызывало несколько меньшее число попыток.
Круикшанк (1941) и Брунсвик (1956) — ее главный интерпретатор — не сомневались, что ошибочным является именно восприятие удаленности. В самом деле, ни один из этих исследователей даже не упомянул, что возможная причина наблюдаемого поведения может заключаться в неадекватном восприятии длины руки — удивительное упущение, если вспомнить, что проблемы, связанные с ростом, значительно более серьезны в случае руки, чем в случае глаза. Перед тем как перейти к решению сложной проблемы разделения относительных вкладов восприятия руки и восприятия удаленности в ошибочное поведение младенца, представляется целесообразным убедиться, действительно ли поведение младенца было таким ошибочным, как это вначале показалось. Наблюдавшееся протягивание руки могло не означать ничего ошибочного. Младенец мог протягивать свои руки по целому ряду причин, а вовсе не только для того, чтобы схватить предмет, находящийся в его поле зрения. Каким образом можно доказать, что наблюдающиеся в подобных экспериментах протягивания руки представляют собой попытки схватить предмет? Действительно, как можно убедиться, что протягивание руки в любых экспериментах является подлинной попыткой дотянуться и схватить предмет, который в это время оказался в зрительном поле? Взрослый, показывающий на Луну, не собирается ее схватить. Как жест указания, гак и действие дотягивания включают движение протягивания руки, поэтому нужно быть уверенным, что намерение протягивания руки состоит в дотягивании до предмета, а не в указании на него или в какой-либо другой активности. Все дело в том, что функционально различные действия строятся на основе одних и тех же поведенческих компонентов. Весьма рискованно делать вывод о присутствии некоторого действия по одному поведенческому компоненту, который может использоваться в целом ряде различных ситуаций.
Как убедиться в том, что младенцы в экспериментах Круикшанк действительно стремились дотянуться до далеких объектов? Один из способов состоит в том, чтобы попытаться найти другие поведенческие компоненты, которые характерны для дотягивания. При обычном дотягивании у детей в возрасте, изучавшемся Круикшанк, можно наблюдать предшествующие соприкосновению с предметом приспособления пальцев и сжимание пальцев одновременно с достижением предмета. Таким образом, можно было бы поискать в поведении младенцев эти другие компоненты, которые присутствуют в ходе дотягивания до доступных ему предметов. Если их нет, то нельзя делать вывод, что младенцы пытались дотянуться до объектов. В этом случае было бы более разумным предположить, что протягивание руки свидетельствует о каком-то другом поведении. Не лишним было бы также пронаблюдать поведение детей после протягивания руки. Если младенцы пытались дотянуться до удаленных объектов, то протягивание руки обязательно было бы неудачным. Тогда можно было бы ожидать возникновения каких-то признаков огорчения или беспокойства от неудачи. Отсутствие беспокойства вместе с отсутствием приспособительного по отношению к хватанию расположения пальцев, по-видимому, должно было бы означать, что речь идет не о дотягивании. К сожалению, эти наблюдения не были проведены ни в эксперименте Круикшанк, ни в других последующих исследованиях. Однако предварительные наблюдения, проведенные нами на нескольких испытуемых, свидетельствуют о том, что у пятимесячных младенцев протягивание руки в направлении находящегося вне зоны досягаемости предмета не является подлинным дотягиванием. Протягивания руки не сопровождаются подготовкой пальцев, их завершение (без схватывания) не приводит к беспокойству, младенец склонен держать свою руку протянутой по направлению к предмету, и, наконец, эти попытки обычно сопровождаются «просительными» восклицаниями. Эти движения руки можно интерпретировать как проявления жестов, направленных на изменение поведения находящихся вблизи взрослых, а не как попытки достать предмет без чьей-либо помощи. Эту интерпретацию можно очень легко проверить.