Свидетельство о рождении

Сердце — в центре внимания Гарвея. Он связывает происхождение латинского слова cor (сердце) с currendo (двигаюсь). Циркуляцию крови по сосудам, по большому и малому кругам кровообращения Гарвей уподобляет круговороту воды в природе, имея в виду, как писал крупный физиолог А. Ф. Самойлов, не просто поступательное перемещение жидкости, но и качественное ее изменение в разных участках кровеносного русла. Гарвей писал, что в легких кровь усовершенствуется. Естественно, он не знал о кислороде, гемоглобине и т. д. Дыхание как процесс медленного окисления с выделением тепла было описано почти через 200 лет Лавуазье. Но для времен Гарвея и «усовершенствование» крови в легких — гениальная догадка. Описывая развитие сердца эмбриона, Гарвей говорит, что зародышу, который не нуждается в дыхании, не требуется отдельный круг легочного кровообращения, поэтому желудочки сердца эмбриона высших позвоночных сообщаются через овальное отверстие в межжелудочковой перегородке (зарастающее к моменту рождения); кроме того, большой и малый круги кровообращения соединяет боталлов проток, тоже своевременно зарастающий. Таким образом, обе половины сердца работают как единое целое, пока не потребуется внешнее дыхание — работа легких.

Гарвей уделил достаточно внимания и теплообразованию в организме, и терморегуляции, обнаруживая и в этом вопросе немалую долю «ясновидения».

Хотя великий англичанин ставил сердце в центр кровеносной системы и всего организма, хотя он и посвятил свою книгу преимущественно сердцу, но не менее важна догадка о существовании капилляров. Гарвей не мог доказать их реальность экспериментальным путем, это сделал Марчелло Мальпиги с помощью микроскопа, а вскоре подтвердил и сам изобретатель микроскопа Антоний ван Левенгук.

Гарвей вычислил, сколько крови выбрасывает в минуту каждый из желудочков сердца и сколько притекает к предсердиям. Результат его вычислений, как мы знаем сегодня, был несколько заниженным, но и по подсчетам Гарвея минутный выброс сердца оказался столь огромен, что поразил исследователя. Да и вы, читатель, будучи со школьных лет посвящен в тайну циркуляции крови, вероятно, все же удивитесь, сопоставив минутный выброс одного желудочка при большой физической работе — до 35 л с возможностями хотя бы водопроводного крана в вашей ванной: вряд ли вам удастся наполнить три больших ведра в течение минуты, хотя кран работает непрерывно, без диастолических пауз, а давление в водопроводной сети во много раз выше артериального давления.

Пережимая артерию, Гарвей однозначно определил, в каком направлении движется кровь по этим сосудам, а пережатие вен позволило убедиться, что венозная кровь течет в противоположную сторону. Такие исследования физиолог провел и на людях.

Таким образом, все исследования Вильяма Гарвея были экспериментальными, созданная им наука основывалась на данных опыта, и в этом заключалась неотразимая сила его аргументов, под натиском которых не устояли догмы предшествующих веков.

Исследования Гарвея были, кроме того, количественными, а все помнят знаменитые слова Д. И. Менделеева: наука начинается там, где начинается измерение.

Так родилась самостоятельная и независимая наука — физиология, которая уже не была придатком медицины, бубенчиком на ее шее. Новая наука с первых дней своего  существования стала учителем, наставником медицины, опровергая догмы и схоластику, в то время как сама медицина еще долго находилась в плену отживших представлений.

Физиология стала пользоваться в основном гарвеевскими методами вивисекции, т. е. исходила из крамольных в то время посылок: организмы человека и высшего млекопитающего близки. Действительно, исследователю на экспериментальном столе долго не удавалось заметить какие-нибудь принципиальные различия между ними. Некоторые из клиницистов еще и сегодня склонны к преувеличению таких различий и преуменьшению значения данных физиологического опыта на животном.

Страницы: 1 2 3 4