В детстве Владимир Антонович Ложкин был мальчишка как мальчишка и ничем особенным от своих сверстников не отличался. Учился в школе, правда, не очень старательно, однако семь классов все же закончил. Поступил на работу. Потом — армия. Словом, все, как у многих парней в его селе. После армии вернулся в свою родную Вологодскую область, стал работать электромехаником на лесопункте. И неплохо работал, благо в армии его кое-чему научили.
Пришла пора — женился. Не успел оглянуться, как стал отцом троих детей. Кажется, живи да радуйся, поднимай детей, но...
Все началось с того, что Владимир стал выпивать. Да не только по праздникам или в честь какого-либо особенного события, а почти каждый день. Пристрастился к спиртному он довольно быстро и вскоре без выпивки не мог обходиться совсем.
Денег в семье становилось все меньше, и поэтому все чаще стали возникать ссоры. Владимир сделался раздражительным, угрюмым, драчливым. Не раз доставалось и жене, и теще. В ответ на их упреки он пускал в ход кулаки; были случаи, когда и ножом замахивался («чтоб попугать»), и из дому выгонял...
Дело кончилось тем, что народный суд приговорил его за хулиганство к двум годам лишения свободы.
Отбывал срок Владимир неподалеку от своего села, в Вологодской же области. Когда приходила жена, плакал, клялся, что никогда в рот не возьмет проклятое зелье, потому что понимал — через пьянку случились с ним все его беды.
У начальства находился на хорошем счету, работал на совесть, даже состоял в активе — был членом секции внутреннего порядка. Тех, кто отлынивал от работы или вел себя неподобающим образом, он отчитывал, не боясь и не стесняясь в выражениях.
Как человека осужденного впервые и полностью осознавшего свою вину, Ложкина освободили досрочно. Он вернулся в семью.
Первые несколько дней Владимир ходил по селу праздничный, чистый и трезвый. Но потом встретил своих бывших дружков, зашли в сельпо... и опять началось то же самое: что ни день, то пьяный. А пьяный — куражится, издевается над женой и тещей, пугая детишек, по комнате бегает и все норовит сломать что-нибудь.
Однажды, выпив с соседом две бутылки водки, он пришел домой и совсем уже было собрался по привычке «попугать» жену и детишек, как вдруг почувствовал, что за ним наблюдает кто-то невидимый, какая-то неизвестная сила начинает действовать на него. Стал оглядываться— видит: действительно, кто-то притаился в темном углу. Похоже, вроде бы ведьма, такая, каких изображают в детских книжках на картинках.
«Ну погоди же»,— со злостью подумал Ложкин и запустил в ведьму тарелкой. Однако ведьма не испугалась, а, ядовито ухмыльнувшись, медленно растаяла в воздухе...
С этого дня и начались всякие «чудеса».
Когда Владимир приходил домой не очень пьяный, он не мог ночью уснуть. Становилось страшно, он весь покрывался потом, и сердце начинало биться так, будто он пробежал несколько километров. Иногда вдруг холодела рука или нога, или все тело становилось чужим и холодным... Случалось и так, что совсем рядом раздавался ехидный голос:
— Пьяница несчастный! Свинья свиньей, а еще жену бьет!..
Ложкин вставал, оглядывался, но никого рядом не было. Он выходил на улицу, несколько раз осматривал чердак — никого. А голос продолжал талдычить одно и то же:
— Пьяница ты, Ложкин. Ох, какой пьяница! И сдохнешь под забором!..
Эти выговоры «из ниоткуда» не нравились Ложкину, и он решил посоветоваться со старыми рабочими на лесопункте.
— Известное дело,— сказал ему дед Никифор.— Это жена тебя околдовала, чтоб ты водку не пил...
Поверил Ложкин деду и, в наказание за «колдовство», крепко избил жену.
Пил он теперь уже «с горя» и трезвым почти никогда не бывал. По ночам снова испытывал страх, слышал неясные голоса, а однажды, едва он стал засыпать, кто-то совсем близко произнес:
— Володя, выходи!..
Голос доносился из-за занавески, рядом спал ребенок, и. чтоб его не разбудить, Ложкин попросил:
— Ты потише говори...
Голос «послушался», стал подделываться под дыхание ребенка. Сын Колька дышал глубоко и шумно, и голос шептал под дыхание мальчика:
— Выходи, Володя!..
Однако Ложкин побоялся выйти, и тогда голос вступил с ним в телепатический контакт. Не успеет Володя подумать о чем-нибудь, голос тут же повторяет его мысль.
Ложкин подумал: «Что-то вроде гипноза получается...»
И голос тут же ответил: «Это, брат, почище гипноза будет!..»
Утром Володя хотел пойти на работу, но не смог: чувствовал большую слабость. Ночью он снова слышал, как чей-то голос совсем близко произнес: «Ты не бойся! Мы же в армии служили вместе!»
Ложкин посмотрел в окно — там было какое-то чудище с огромными пустыми глазами. Потом вдруг все исчезло, и он увидел, что лежит голый, а жена мокрым полотенцем водит по его телу. Хотел вскочить, выругаться, ударить, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Только по сердцу непонятный холод разливался... Наконец Володя забылся тяжелым, неспокойным сном.
Весь следующий день из головы не выходила мысль, что жена его «уделала», то есть околдовала. Мысль эта была такой упорной и неотступной, что не мог он думать ни о чем другом. Еще более убедился он в том, что жена его занимается колдовством, когда совершенно отчетливо услышал ее голос в перестуке колес проходившего мимо села поезда:
— Вот тебе, вот тебе, вот тебе...
Неожиданно вспомнилось, как знакомые мужики, когда он с ними выпивал, не раз говорили ему, что в Вологодской области колдовство — явление не редкое, что они знают, как «бабы умеют сделать, чтоб муж не пил»; для этого подмешивают в пищу разные травы, которые берут у знахарок.
И опять вспомнились слова деда Никифора:
— Есть такие люди, которые за плату могут кого хошь испортить. Наговорами действуют такие. Захотят— со свету сживут!..
И тут Ложкин припомнил, что совсем недавно жена брала отпуск и куда-то уезжала...
«Куда ей надо было уезжать и зачем? — тоскливо подумал Ложкин.— Сказала, что сестру проведать, а зачем ее проведывать, если она каждую неделю сама приезжает? Конечно, за травами ездила, а может, и воды заговоренной привезла...»
Он стал следить за женой. Несколько дней ходил трезвый и злой, сам готовил пищу для себя и для детей, так как был уверен, что жена обязательно что-нибудь подмешает ему «для порчи»...
Потом не выдержал и напился. Пришел пьяный, озверевший. Громко выкрикивая ругательства, набросился на жену с кулаками, повалил ее на пол, долго бил, пока не прибежали соседи и не скрутили его.
После того как оказался в тюрьме, почувствовал, что результаты «порчи» стали сказываться еще больше. Опять «потусторонний» голос допрашивал его и удивлялся:
— Ну зачем ты живешь с женой? Разве тебе она нужна!
— Не лезь не в свое дело! — сердился Ложкин.— Отстань от меня!
«Голос» стал ругать его, браниться. Потом послышались другие «голоса», и Ложкин «понял», что где-то рядом идет собрание духов, на котором решается его судьба...
Во время первой беседы со следователем Ложкин не стал говорить о том, что жена «испортила» его, так как боялся, что она ему за это отомстит и ему будет еще хуже. Однако потом все же решился рассказать обо всем, что с ним происходило,— и о «голосах», И о колдовстве.
Следователь внимательно выслушал его, и вскоре Ложкина перевели в психиатрическую больницу для проведения судебно-психиатрической экспертизы.
Это обстоятельство очень огорчило Ложкина, и первые дни своего пребывания в больнице он был угрюмым и неразговорчивым. Но потом, убедившись в доброжелательном отношении к нему врачей, разговорился, стал рассказывать о себе, о своем* хозяйстве, о детях и о том, как он был внимателен к ним. Много говорил о своей работе, с видимым удовольствием сообщал, что был специалистом высокой квалификации, что начальство уважало и ценило его.
Он уверял, что алкоголем не злоупотреблял: «почти совсем не пил», «пил только красное вино»... Узнав, что свидетели характеризуют его с отрицательной стороны, возмутился:
— Они понапишут тут всякого! Мол, на жену да на тещу бросался... А по двое суток работал — так это ничего!
— Но ведь было все-таки, что вы избивали жену? Однажды вас даже связать пришлось!
— Бывало, что и ударю... Придешь с работы усталый, а она говорит—пьяный. Тут хоть кто не вытерпит !..
О воздействии на него колдовством говорил неохотно и противоречиво:
— Кто его знает, колдовство это или нет... Я понимаю, что с научной точки зрения такого быть не может. Вот и вы не верите...— И, немного помолчав, продолжал: — Может, и не колдовство, а просто подмешали что в пищу или это гипноз такой...
И тут же, противореча сам себе, начинал рассказывать, что в их местности «есть такие старушки», которые «за пятьдесят рублей кого хочешь могут испортить, а излечиться не так-то легко»...
Заметив, что врачи к его словам относятся с недоверием, обиделся и стал взволнованно убеждать, что знахари и колдуны действительно существуют («это точно известно»).
— Я знаю, они могут и на расстоянии действовать. Родился один ребенок с грыжей, к нему никто и пальцем не прикасался, а грыжа вскоре пропала. Только потом узнали мы, что родители большие деньги дали бабке Пелагее, чтоб та наговором сняла грыжу у ребенка...
Потом, тревожно глянув на врачей, сказал:
— Я однажды начальнику милиции сообщил про это, так он даже скривился и тут же разговор переменил. Значит, тоже побаивается их!.. А в суде? Как только я намекнул, что есть, мол, такие люди, у судьи сразу лицо не то. Вижу — было одним, а стало совсем другим... Это же точно доказывает, что и начальник милиции, и судья знают все и х проделки, да помалкивают!
— Позвольте,— возразили ему врачи,— разве вы, Владимир Антонович, не понимаете, что несете какую-то чепуху! Ведь вы сами говорили, что наука не признает...
— Ах, говорил! — зло крикнул Владимир Антонович.— Ах, «не признает»!.. А то, что я сам сохну уже два года, а другие на совсем, на всю жизнь уделаны — это какая наука? Врачи должны помогать нам, людям, а вы покрываете этих!.. Сами боитесь!..
С больными Ложкин держался настороженно, расспрашивал, не было ли таких случаев, чтоб привозили сюда «уделанных» — испорченных колдовством, и куда их врачи потом отправляли...
Сомнений у экспертов больше не оставалось. Да, это был тот случай, когда с уверенностью можно сказать, что у больного с длительным алкогольным анамнезом и многочисленными отрывочными эпизодами, во время которых он испытывал слуховые и зрительные галлюцинации, развилось, как и следовало ожидать, тяжелое психическое заболевание — алкогольный психоз с бредовыми идеями преследования.
Когда знакомишься с историей болезни Владимира Антоновича, то первое, что бросается в глаза, это его общительность, склонность к шутке и ироническим замечаниям в свой собственный адрес, готовность часами говорить о своих успехах на работе, о том уважении, которое якобы оказывало ему начальство. Все это, как известно, характерно для больных хроническим алкоголизмом, не страдающих алкогольным психозом.
Высказывания же Ложкина о возможности колдовского воздействия на него были расплывчаты, аморфны и на первых порах напоминали просто суеверные высказывания человека недалекого, малообразованного, для которого бормотанье старого деда о знахарях и колдовстве действительно могло стать причиной убежденности в том, что существуют таинственные старушки, для которых ничего не стоит напустить на человека «порчу», околдовать его, повредить ему.
Но в данном случае идеи колдовства хоть и возникли и формировались исподволь, однако уже с самого начала сопровождались слуховыми галлюцинациями. Характер галлюцинаций, их множественность и приближение их к иллюзиям, возникновение этих болезненных
Явлений после особенно сильного злоупотребления спиртным — все это указывает на их алкогольную природу. Патологические переживания Ложкина толковались им как результат воздействия на него гипнозом и колдовством, причем идеи колдовства были тесно переплетены с идеями преследования. А это уже нечто такое, что никак не объяснить просто невежеством. Это уже патология, болезнь. Это бредовые переживания, которые вместе с галлюцинаторными явлениями и некоторыми другими расстройствами психики составляют картину тяжелой психической болезни — алкогольного бредового психоза.
Отграничение суеверий от бредовых идей, особенно у людей с частично расстроенным сознанием,— дело чрезвычайно трудное. Это объясняется еще и тем, что у лиц, страдающих хроническим алкоголизмом, те или иные аффективно окрашенные переживания могут принимать так называемый сверхценный характер.
Сверхценные идеи при хроническом алкоголизме в настоящее время изучены достаточно хорошо. Эти идеи в отличие от бредовых идей при алкогольных психозах могут возникать и на ранних этапах злоупотребления алкоголем. Их возникновение связано, как правило, с психотравмирующими моментами.
Многие ученые считают, что хронический алкоголик на определенной стадии развития алкогольной болезни вообще склонен проявлять повышенную готовность к патологическому развитию личности, к сверхценным образованиям, когда какая-либо мысль начинает занимать в сознании незаслуженно большое место. Поэтому появление сверхценных идей религиозного или суеверного содержания явление далеко не редкое.
Вот почему эксперты долго сомневались: что такое у Ложкина — алкогольный бредовый психоз или просто суеверные представления, навеянные существующими еще в сознании некоторых людей предрассудками.
Последующее наблюдение за больным (такое наблюдение врачи называют катамнестическим изучением) показало, что у Ложкина действительно был алкогольный психоз с бредовыми идеями суеверного содержания.
Сейчас Ложкин здоров. Он длительно лечился в психиатрической больнице, и постепенно врачам удалось устранить его болезненные переживания — галлюцинации, иллюзорные обманы.
Он больше не пьет и находится под неослабным вниманием психиатров, часто приезжает на прием к своему лечащему врачу в областной психоневрологический диспансер, и врач всегда на прощанье напоминает ему: «Не пейте, Владимир Антонович. Пьянство — это прямая дорога к безумию».