Первыми на открытие Людвига и Циона откликнулись анатомы. Они бросились на поиски нерва-депрессора у разных видов животных. Было бы удивительно, если бы нерв Циона существовал только у кроликов. В самом деле, вскоре выяснилось, что у большинства млекопитающих он на большей части длины сращен с другими нервами, идущими параллельно, обычно с блуждающим. Тем не менее почти всегда удавалось найти хотя бы небольшой участок, где ционов нерв шел отдельно от вагуса. Было установлено, что этот нерв имеется у человека, собаки, кошки, лошади, зайца, кролика, овцы, ежа, крота, черепахи, лягушки, даже у рыб — у всех животных, каких только исследовали российские и западные анатомы. Это придало открытию Циона и Людвига еще большее значение: саморегуляция артериального давления — нервная, рефлекторная саморегуляция — оказалась присущей всем позвоночным животным, что позволило говорить о всеобщей закономерности.
Наиболее полное, известное нам исследование морфологии нерва Циона было проведено в Казанском университете, где находилась прославленная школа физиологов и морфологов. О казанской школе написаны целые тома. Исследования Казанского университета: подтвердили все то, что узнали о топографии «своего» нерва Цион и Людвиг, и главное, показали, из какого источника происходят центростремительные импульсы нерва-депрессора, приводящие к снижению чрезмерно высокого артериального давления. Так были впервые найдены чувствительные окончания нерва-депрессора (и несомненно, других центростремительных нервов сердца) — несколько типов сердечных рецепторов; находящихся в толще самой сердечной мышцы и ее оболочках. Казанская школа установила, что аналогичный нерв существует не только у млекопитающих, но и у пресмыкающихся, земноводных и даже рыб. Таким образом, нерв Циона оказался эволюционно-древним регулятором кровообращения.
Казем-Бек, один из видных представителей казанской школы, писал в своей диссертации, что одна из ветвей депрессорного нерва теряется в стенке дуги аорты, а другая вместе с сердечной ветвью нерва противоположной стороны образует сплетение между аортой и легочной артерией. Большая часть волокон обоих нервов огибает справа налево основание легочной артерии и выходит на переднюю поверхность левого желудочка, где ветвится между сердечной мышцей и покрывающим ее тонким слоем эпикарда. Другая часть волокон — преимущественно от левой сердечной ветви — проходит между началом аорты и легочной артерией и переходит на переднюю поверхность правого желудочка. Невооруженным глазом их веточки прослеживаются почти до самой верхушки сердца.
Описание хода нервов, сделанное Казем-Беком, приводится здесь почти дословно, остается лишь добавить, что у человека верхушкой называется самая нижняя часть сердца , а основанием — самая верхняя, из которой выходит аорта и легочная артерия и куда приходят крупные вены. Что поделаешь, так уж повелось издревле.
Много позже, в конце первой трети XX века, на Западе появятся статьи о чисто аортальном происхождении нервов-депрессоров, именно поэтому нервы Циона стали называть, аортальными, но куда деваться от изобилия; работ казанской школы морфологов? И как поступить с морфологическими данными Циона и Людвига?
Узнать о такой перемене названия нерва уже не суждено ни Людвигу (1816—1895), ни Циону (1842—1912). Задиристый, вспыльчивый, Илья Фаддеевич не замедлил бы открыть самую яростную дискуссию в защиту своих данных. На самом деле ему пришлось участвовать в другой, более важной дискуссии, о которой и сегодня не приходится говорить в прошедшем времени: она продолжается. С преимуществом у Циона. Ему не удалось победить нокаутом, но его перевес по очкам все увеличивается.
Дело в том, что после открытия Циона и Людвига очень многие физиологи заинтересовались нервом-депрессором и его раздражением. Вскоре выяснилось, что этот нерв, как и блуждающий, принадлежит к семейству двуликих: в одних случаях его раздражение понижало артериальное давление, а в других явно повышало. Знания тогдашней физиологии не позволяли объяснить это явление. Предположили, что в нервах существует некая вторая структура, что эти нервы содержат не только «искони присущие им по характеру действия» тормозные нервные волокна, но и некоторую примесь нейронов противоположного действия, вызывающих «возбуждающий» эффект. Выглядело это правдоподобно, тем более что никто в мире не умел отличить возбуждающие нейроны от тормозящих. Мы не станем перечислять сторонников такой идеи — имя им легион, да и то сказать: никто в те времена не мог предложить ничего взамен.