Вернемся на несколько лет назад, опять в Германию, в лабораторию Альберта Бецольда. Бецольд, исследуя иннервацию сердца блуждающим нервом, убедился, что центральное и периферическое его раздражение ведет к брадикардии (тормозным реакциям сердца) и к снижению артериального давления. Это было опубликовано за три года до того, как Цион и Людвиг сообщили о результатах своих экспериментов с нервом-депрессором. Бецольд писал, что в его прежних опытах артериальное давление снижалось и при раздражении некоторых центростремительных веточек вагуса, идущих от сердца в сосудодвигательный центр. Позже он отметил, что действие этих веточек на давление было сильнее, чем влияние нерва Циона. Тогда у фон Бецольда возникла дерзкая мысль. Она логически вытекала из его собственных опытов и опытов Людвига с Ционом.
Если от сердца к сосудодвигательному центру продолговатого мозга идут нервные сигналы (а они должны идти, иначе не было бы и таких нервов), значит, в сердце где-то есть чувствительные нервные окончания — рецепты, на которые можно подействовать раздражителем, пригодным для этой цели. Напомним читателю, что опоминавшиеся выше работы казанской школы морфологов привели к обнаружению этих рецепторов, но произошло это на несколько лет позже.
Итак, раздражитель для неизвестных рецепторов сердца. Раздражители бывают механические, электрические, химические... Вот, вот именно! Химические! Например, если взять раствор вератрина — сильнейший яд, который смертелен даже в небольшой дозе. Очень слабый раствор... И ввести его животному в такое место, чтобы он наверняка достиг рецепторов сердца. Например, в вену…
Прервемся на короткое время, чтобы представить чизелю Альберта фон Бецольда.
О его жизни известно мало, мало он и прожил — 32 года. В 25 лет высокий худощавый юноша — уже профессор физиологии в Йене. Произошло это в 1862 году; с этого же года здесь начинает учиться Энгельманн, уже известный нам по дискуссии с Ционом об автоматизме сердца. Бецольд стал профессором Йенского университета не случайно. Он был еще двадцатитрехлетним студентом, когда его ночью разбудил куратор этого университета с предложением занять кафедру физиологии.
Один из ярких представителей физико-химического направления в физиологии, Бецольд, преисполненный вдохновения ученый, умел передать увлечение физиологией своим студентам. С Энгельманном у Бецольда завязалась особенно тесная дружба; в 1865 году вышла в свет их совместная работа. Вскоре Бецольд женился на сестре Энгельманна Луизе.
Да, так вот, если ввести химический раздражитель в венозное русло животного, то, вероятно, рассуждал Бецольд, удастся «потрогать» те самые рецепторные окончания нервов, которые идут от сердца к сосудодвигательному центру. Результат превзошел ожидания. В ответ на внутривенное введение вератрина возникло то, что теперь называют триадой Бецольда. Вот ее составляющие: 1) брадикардия, то есть урежение сердечных сокращений; 2) понижение артериального давления; 3) остановка дыхания. Разумеется, замедление сердечного ритма могло быть и результатом прямого действия сильного яда на клетки миокарда. Вследствие такого замедления могло упасть и артериальное давление. Остановка дыхания тоже прямо не подкрепляла идеи фон Бецольда касательно действия вератрина на рецепторы сердца. Из вен яд попадал через правую половину сердца в сосуды легких — не это ли было рецепторным полем рефлекса? Да и рефлекса ли, может быть, это было прямое действие всосавшегося вещества на дыхательный центр? Как это проверить?
Можно закрыть дорогу нервным сигналам, бегущим от сердечных рецепторов в сосудодвигательный центр. Альберт фон Бецольд уже знал то, чего мы вам, читатель, еще не сообщили: что центростремительные нервные волокна сердца относятся преимущественно к блуждающим нервам, а симпатические нервы сердца несут в основном команды об учащении сокращений, увеличении их силы. Тогда не было известно, что небольшая часть Центростремительных нервных импульсов поступает от сердца к вазомоторным центрам через корешки спинного мозга. Видимо, эта доля информации от сердца невелика, и поэтому перерезка блуждающих нервов делает невозможными рефлексы на раздражение сердечных рецепторов либо значительно их уменьшает.
Дело происходило в 1867 году, когда была опубликована работа братьев Цион об ускоряющем влиянии симпатической системы на сердце. Вероятно, Бецольд знал о ней и поэтому понимал, что для решения вопроса о рефлекторном или нерефлекторном происхождении реакции на вератрин достаточно перерезать блуждающие нервы, не трогая симпатических. И вот вагусы перерезаны; теперь введение вератрина в вену не вызывает характерной триады. Это позволяет Бецольду и его сотруднику Гирту настаивать на том, что они получили рефлекс на химическое раздражение рецепторов сердца. Такое сообщение должно было бы произнести сенсацию. Однако сенсации не было. Почему? Непостижимо.
У Бецольда практически не оставалось времени на «внедрение» в умы современников своего открытия — и умер менее чем через два года после опубликования этой работы. И его результат был быстро и прочно забыт.
Приближались сороковые годы XX века. Уже шла вторая мировая война. И в это, казалось бы, отнюдь не приспособленное для продвижения науки время В. Н. Черниговский в СССР и А. Яриш в Германии, ни чего не зная друг о друге, в точных экспериментах доказали правоту Бецольда. Яриш дополнил эксперимент Бецольда тем, что вводил раздражитель в устье коронарных сосудов, и тем, что во время опыта записывал биотоки блуждающих нервов сердца, которые участвовали в этом рефлексе и роль которых была достаточно очевидна для Бецольда. (Отметим расхождение между общепринятой медицинской терминологией и географической. То, что география называет устьем, не имеет аналога в анатомии, здесь считается устьем артерии ее начало, а устьем вены — конец, то есть в обоих случая; наиболее широкая часть сосуда.) Электрическая активность центростремительных нервов сердца резко усиливалась после введения вератрина.
В наши дни рефлекс именуется рефлексом Бецольда—Яриша. Это не такой уж частый случай восстановления справедливости. А это было более чем необходимо: ведь Бецольд, которому так мало довелось поработать в физиологии (но поработать с завидным блеском!) успел всего за год понять, что сердце — это не только насос, но и чувствующий орган, и продемонстрировать это в фантастически точном для своего времени эксперименте. Только время более высокой техники сумело подтвердить его правоту и возродить к жизни чуть было не исчезнувшее из науки имя.