Медицина и врачевание — чрезвычайно сложные явления, требующие большого напряжения душевных и физических сил. Поэтому, как и в любом сложном деле, здесь возникают свои издержки. Некоторые действия врачей, направленные на выявление болезней и их лечение, могут оказаться ошибочными или травмирующими больных, вызывающими временное ухудшение их состояния.
В современной медицинской литературе можно найти описания целого ряда осложнений после врачебных манипуляций. Так, при диагностической катетеризации вен у ряда больных развиваются тяжелые, в том числе и опасные для жизни, осложнения. Довольно часты и серьезны осложнения при аортографии. Нередки такие явления при лапароскопии, биопсии легких и других манипуляциях.
Часто диагностические процедуры несут в себе опасность ухудшения состояния больного, а некоторые — и трагического исхода даже при самой тщательной подготовке и высокой квалификации врача. Вспоминается гибель больного после диагностического пневморетроперитонеума (введение кислорода в забрюшинное пространство), назначенного по подозрению на опухоль надпочечников. Непосредственно после введения кислорода у больного развился жестокий гипертонический криз, от которого он и погиб при явлениях острой левожелудочковой недостаточности. Это была беда врачей — вскрытие показало наличие злокачественной опухоли в надпочечнике, она явилась причиной криза, но, как правило, такая процедура к кризам не ведет, и в данном случае произошла непредсказуемая, необычная индивидуальная реакция.
Явления вышеуказанного типа относятся к категории врачебных ошибок. Вопрос о них непрост. Ошибка ошибке рознь. Есть, конечно, и ошибки, совершаемые по прямой вине врача.
20 марта 1959 года, в 22 часа 50 минут, в хирургическое отделение городской больницы была доставлена девушка 18 лет с колото-резаной раной груди, проникающей в левую плевральную полость и открытым пневмотораксом.
Дежурный хирург оперировал больную, о чем в истории болезни сделал запись следующего содержания: «При рассечении раны кровь в полости плевры не обнаружена. Обследование раневого хода книзу с целью выявления возможного проникновения раны в брюшную полость через диафрагму повреждения последней не показало. После тщательного прослеживания раневого канала произведена остановка кровотечения из мелких сосудов в ране, после чего плевральная полость ушита наглухо».
На следующий день, 21 марта, в 9 часов 50 минут, больная скончалась. Анализ истории болезни свидетельствует о том, что хирург тех действий, которые были им записаны в историю болезни, не производил, иначе невозможно понять происшедшее. Так, по записям видно, что еще в приемном покое отец погибшей сообщил о кровавой рвоте у раненой, чему хирург не придал никакого значения. После операции, ночью, за больной не было необходимого наблюдения: отсутствуют записи о ее состоянии до 8 часов 10 минут следующего утра.
При судебно-медицинском исследовании трупа установлено: в брюшной и левой плевральной полостях имеется по одному литру крови. На диафрагме слева, ближе к месту ее прикрепления к ребрам, обнаружена сквозная рана размерами 3,5 на 0,5 сантиметра. Соответственно этой ране были и сквозная рана селезенки и проникающее ранение желудка. В желудке и кишечнике также скопилось значительное количество крови.
Если хирург производил ревизию раны, осматривал диафрагму, то как он мог не заметить ее повреждения? И как можно было вообще не обратить внимание на такой чрезвычайно важный признак проникновения раны в брюшную полость — кровавую рвоту?
Преступная небрежность врача в данном случае не вызывала сомнений, и он был осужден.