На улице чувствуется приближение весны. Еще лежит кругом снег, почерневший и съежившийся, как загнанный зверь, и расторопные санитарки, перебежав через широкий больничный двор, долго стряхивают с ног грязные комья, но весна все-таки чувствуется.
Сегодня неожиданно пошел дождь. Первый дождь.» Бегут по стеклам, как слезинки, прозрачные капли.
Интересно, вызовет сегодня Александр Филиппович или нет? Каждый раз, когда Цветков спрашивает у него, нет ли писем, врач неопределенно обещает: «Скоро мы на эту тему поговорим». Но прошел уже месяц, как закончилось лечение, а разговор все еще не состоялся...
— Цветков! Александр Николаевич!
Наверное, опять кто-нибудь порвал книгу. Цветкова тут назначили библиотекарем, и хлопот теперь более чем достаточно...
— Александр Николаевич, доктор зовет!
— К вам приезжает ваша сестра,— сообщил Александр Филиппович.— Мы получили от нее несколько писем, часть из них адресована вам, но есть и на имя главного врача. Она проси+, чтобы мы выписали вас на поруки, и недоумевает, почему мы так долго задерживаем вас, теперь уже почти здорового человека.
— Неужели вы еще сомневаетесь, что я здоров? — спросил Цветков.
— Сейчас вы здоровы. Относительно, конечно. Но в жизни у вас могут случиться трудности, неприятности, горести. Сможете ли вы реагировать на них, как здоровый, умеющий руководить своими поступками человек?
— Трудности никогда не пугали меня.
— То было прежде...
Цветков положил в пепельницу погасшую папиросу и ждал, что Александр Филиппович скажет дальше.
— Как я уже говорил, вам приходили письма, которые я временно задержал. Теперь, я думаю, вы можете их прочесть.
Он не спеша выдвинул ящик стола. Сверху лежал немного помятый синий конверт с размашисто написанным адресом. Александр Филиппович протянул его. Письмо было от Веры, сестры Цветкова.
«Мы поражены… знали, что не доведет до хорошего... пришлось срочно выехать к тебе, Но все-таки я опоздала...»
«Ты тяжело болен, иначе бы я больше не назвала тебя своим братом...»
Дальше Цветков читал уже медленно. Сознание как-то притупилось. Он стал Догадываться, какой страшный смысл заключен в этой долгожданной весточке от родного человека.
«Заходила в твою квартиру — там все вверх дном. В ту страшную ночь соседи слышали, как ты до утра чем-то тяжелым колотил по полу».
«Говорят, она сначала кричала: Пусти! Пусти! Это же я!...»
«Утром узнать ее было невозможно — у нее почти не было головы...»
«Наша мама в один день поседела. Она не может понять, как мог ее сын так зверски убить свою жену...»
Убить свою жену!..
Вот уже вечер. Потом утро. Снова вечер... Письма, оказывается, все-таки приходили...
Уже опять утро. Принесли завтрак. Унесли...
Когда закончатся эти уколы?!!
Мама совсем поседела... Как быстро бегут дни!..
Цветков теперь не встает с постели. За окном то светло, то темно. Это сменяются дни и ночи... Приходит Александр Филиппович, сядет на край кровати, положит руку на плечо больного, помолчит и уйдет...
На высокой тумбочке возле окна стоит в горшочке какой-то бледный цветок. Сначала был только один тоненький росточек, потом выросло еще несколько, потом появились листья. Листьев с каждым днем все больше, они тянутся к свету большой охапкой — еще немного, и цветок, потеряв равновесие, свалится с тумбочки...
Галка очень любила цветы...
Тоска, безысходная тоска!.. и мысли: «Неужели я убил свою жену?.. Но ведь тогда и я не имею права жить!.. Какое ужасное противоречие — она мертва, а я жив. Где же выход?!.»
...Вера, сестра Александра Цветкова, действительно приехала. Они долго сидели в комнате свиданий и молчали. Впрочем, нет. Она не молчала, это он молчал. А она все время о чем-то спрашивала, а вот о чем — никак не вспомнить.
Вера плакала. Как сквозь сон издалека доносились до Цветкова ее всхлипывания. Он погрузился в странное оцепенение. Надо было что-то ответить, но он только проговорил: «Не знаю...» Даже не проговорил, а просто пошевелил сухими губами, пытаясь произнести: «Не знаю...»
Потом его увели, и он послушно ушел, а Александр Филиппович остался с ней в комнате свиданий. Доктор говорил: «Скоро он будет здоров. Самое опасное уже позади. То, что он узнал, оказалось сильным ударом для него. Не надо его сейчас ни в чем винить».
Цветков вернулся в палату и с удовлетворением отметил, что в мыслях наступает некоторая ясность. Уже не так трудно было двигаться и соображать. Он выработал план действий. Скоро все будет кончено — разрешится противоречие, которое не давало покоя. Теперь важно, чтобы никто не помешал...
Наступает вечер, но вот, наконец, и ночь. В двенадцать сменились посты в коридоре и у дверей палаты. В два часа ночи прошел по отделению дежурный врач. Он делает обход только один раз за ночь. Все пока складывается как нельзя лучше. Самое удобное время — пять часов утра...
Сейчас пойдет дежурная сестра, будет проверять у всех пульс... Да, правильно. Вот она уже идет. Остановилась возле одной кровати, возле другой. Цветков даже слегка надувает губы при выдохе, совсем так, как делает спящий сосед. Сестра осторожно поправляет подушку и удаляется.
Он продолжает дышать ровно и не очень шумно. Скосив глаза в сторону, видит, как по коридору проходит санитар. Заглянул в палату и прошел дальше. Одна секунда, две, три, четыре... Вот он идет обратно... Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Подошел и внимательно смотрит на спящих. Наконец уходит.
Медленно и очень осторожно Цветков прогрызает наволочку и, уловив момент, нащупывает двумя пальцами конец свитой веревки. Сколько дней ушло на её изготовление! Сколько терпения! Сколько понадобилось хитроумных уловок!
Снова появился санитар, постоял, ушел...
Времени терять нельзя. В распоряжении всего пятнадцать секунд!
Цветков быстро привязывает к спинке кровати веревку с петлей и просовывает в нее голову... Раз, два... шесть, семь... Закрывается одеялом, свешивается с койки, и петля туго сдавливает шею... Одиннадцать, двенадцать... Из горла рвется хрип... Тринадцать... Очень больно в горле, но, кажется, успел — сознание уходит... Четырнадцать, пятнадцать... Успел!.. Успел!!!
Перед глазами всплывает зеленая звезда, и он летит в бездну.