К этой главе авторы приступают с особым волнением. В ней мы познакомим читателя со вторым нашим учителем, столь же замечательным ученым, как первый.
Трудовое детство в крестьянской семье, в бедной деревне Тверской губернии, у реки Медведицы. Два класса церковноприходской школы. Уже ребенком он чувствовал неодолимую страсть к знанию. Михаил Георгиевич вспоминает, с какой радостью прочел первое настоящее слово в приходно-расходной книге местной лавчонки: молоко.
Затем учебное заведение со странным названием Высшее начальное духовное училище. Учительский институт. Аспирантура у И. Л. Кана, защита кандидатской диссертации в области нервно-мышечной физиологии. Участие в Великой Отечественной войне. В пятидесятых годах Михаил Георгиевич Удельнов — доцент кафедры физиологии человека и животных Московского государственного университета.
На берегу Рыбинского водохранилища, в «столице» Дарвиновского заповедника — деревне Борок из года в год проходили практику студенты-дипломники. Многие из них сегодня известные физиологи.
Руководил практикой Михаил Георгиевич, или, как его почему-то называли многие поколения студентов, Михаил Егорович.
— Студентов много,— вспоминал наш педагог,— того и гляди, кто-нибудь потеряется. Вечерами, перед сном, я пересчитывал всех.
Как-то один из подопечных неосмотрительно лег спать в сторонке, и Михаил Георгиевич всю ночь провел на веслах, разыскивая пропавшего, а вернувшись наутро без сил, не проронил ни слова, и все узнали об этом только через сорок лет.
Неукротимый охотник, он не знал промаха. Однажды он пальнул наудачу по трем уткам, летевшим слишком высоко; их строй не нарушился, охотник махнул рукой—дескать, и стрелял-то без всякой надежды. Но, пролетев с километр, одна птица камнем упала в воду и была исправно доставлена одним из нас на берег. Дробинка сидела в сердце. Тот год был богат находками. Жизнь экспедиции была связана с физиологией.
Убили гадюку. Ее сердце еще долго билось, его изолировали по Штраубу (как — помните? — делал Отто Леви), и оно работало, насаженное на канюлю. В брюхе этой живородящей змеи нашли несколько гадючат, но они были, что называется, клинически мертвы: их сердца не бились. Тогда-то Михаил Георгиевич потряс студентов экспериментом, поистине удивительным: когда сердца гадючат (тоже изолированные) приблизили к сердцу матери, возобновилось их биение.
Срочно были поставлены новые и новые опыты, и выяснилось, что сближение даже сердец змеи и лягушки — сердец, работающих с разной частотой, приводит к постепенному установлению нового, общего для обоих сердец ритма, к полной синхронизации биений. Если теперь вновь отдалять одно сердце от другого, то темпы их работы постепенно расходятся и перестают зависеть друг от друга.
Впоследствии, после возвращения на кафедру, это было подтверждено в точных лабораторных экспериментах и послужило основой для новых представлений о работе сердечного пейсмекера — его ритм определяется не ритмом одной автоматической клетки, обладающей самой высокой частотой, а является результатом интеграции деятельности всех автоматических клеток пейсмекерной структуры. «Проблема сердечного автоматизма позвоночных — это не клеточная, а тканевая проблема»,— скажет Удельнов. Эта точка зрения отражена во многих его трудах и в работах его учеников.
Тогда же было обнаружено, что сосуды крыльев цапли имеют совершенно особенное строение. Артерия концевой части крыла проходит внутри соответствующей вены, а вена с ее клапанами заключена в жесткий соединительнотканный футляр. Стало ясно, что пульсация артерии служит насосом, выталкивающим кровь из вены крыла к сердцу. Все живое — объект физиологического изучения, от улитки до рыб и от рыб до высших позвоночных — таково было отношение Михаила Георгиевича к природе.
Страницы: 1 2 3 4 5 6