Утро в операционной

Однажды (года за два до войны) она на улице случайно встретила Филатова. Он был немолод и шел один; она вызвалась проводить его до трамвая.

Он был немолод и знаменит, она — недавно окончивший врач, но оба принадлежали к той породе людей, для которых профессиональный разговор и есть самый увлекательный, а потому вспыхивает сразу и всюду; на трамвайной остановке тоже.

Филатов заговорил о роговичном эпителии, об его способности к регенерации... Что же, он, значит, подал ей эту мысль? Нет, погодите, не так все просто.

Не было тогда ни речи, ни мысли ни о какой новой операции,— речь шла вообще о пересадке и вот о чем именно: что происходит после операции с трансплантатом — кружочком трупной ткани, помещенным в живой глаз?
Вопрос ставился так: происходит ли его «истинное приживление», т. е. эта пришлая ткань, освоившись на новом месте, начинает новую жизнь, которая есть продолжение прежней; или это призрачная жизнь, бездеятельное существование, и назначение трансплантата — быть лишь каркасом, который организм быстро заполняет и замещает собственным материалом?
Вокруг этого шли споры.

Филатов полагал, что происходит «истинное приживление». Он, во всяком случае, знал твердо, что трупная ткань — еще не значит мертвая ткань и что роговица глаз, изъятых через несколько часов после смерти человека и сохраненных на холоде, остается жизнеспособной. Но в каком смысле можно говорить об ее жизнеспособности? Как долго и при каких условиях остается для нее возможным — если это вообще возможно — вернуться к полноценной жизни?
Было бы любопытно посмотреть, сказал он, будет ли идти хоть какая-то регенерация на изолированном глазу: вот взять в лаборатории глаз животного и нанести поверхностный дефект, сделать срез на роговице,— будет ли эпителий надвигаться и закрывать дефект?
Она согласилась, что было бы чрезвычайно любопытно посмотреть...

Она  не только не работала тогда у Филатова, но и вообще в офтальмологии не работала. Собственно, потому она и не начала тогда же работать в этой специальности, которую давно для себя выбрала, что не попала в аспирантуру, которую выбрала, — к Филатову. Ее не приняли. Так вышло. Что же делать! Она пока определилась на кафедру гистологии.

И вот, работая в другой специальности и в другом  городе (в Киеве, там она и кончала), Пучковская принялась за исследование о пределах жизнеспособности роговицы.

Она сделала срез на кроличьем глазу, хранившемся при температуре 14°.

Через два часа эпителий начал наползать на дефект.

Окрашивая препараты, она под микроскопом наблюдала, как это происходит (методы гистологии — микроскопической анатомии — пришлись как нельзя кстати): плоские эпителиальные клетки округлялись и как бы скатывались в ложбинку, сделанную ножом.

Регенеративная способность эпителия роговицы сохранялась трое суток после смерти (при такой температуре).

Пучковская продолжила эксперименты, изучая жизнедеятельность роговицы при разных температурах и в разные сроки. Тема, подсказанная Филатовым, стала темой ее кандидатской диссертации, а ее выводы стали доводом в спорах. (А спор о судьбе трансплантата — продолжается.)

Но какое отношение имеет эта работа к периферической пересадке, где способность или неспособность трансплантата к деятельной жизни как раз ничего не решает? Пока подковка-трансплантат осваивается на новом месте, эпителий живого глаза (сохраненного здорового участка) с ревнивой поспешностью затягивает всю оголенную поверхность роговицы до самой подковки!
Вот я и говорю — косвенное, косвенное отношение.

Но потом, когда она все-таки стала глазным врачом (что она однажды решила, то решила), начали откладываться в памяти наблюдения над человеческим глазом, над его поведением в разных обстоятельствах, порою неожиданным и удивительным,
И присоединились, должно быть, воспоминания из читанного, о тех прежних попытках избавить человека от бельма, когда передние слои просто срезали, ничем не заменяя: как бы первая часть послойной пересадки — без второй, завершающей.

Попытки были в общем наивные: срезанная поверхность обычно замещалась соединительной тканью, т. е. тем же бельмом. Но иногда, если помутнение было небольшое по площади и срез был окружен здоровой роговицей, мог выйти толк: могла восстановиться на этом месте прозрачная роговичная ткань.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40