Трансплантат мутнеет, бельмо смыкается, и оно не лучше прежнего.
Ожоговые бельма тоже, впрочем, все разные (какой ожог и как леченный), оно может и не быть таким удручающим на вид, все равно есть у них нечто общее: вот эта какая-то особенная враждебность к пришельцу-трансплантату...
Итак, они попали в 5-ю категорию, а это значит — в число таких бельм (и с таким безрадостным «качеством» глаза в целом), когда частичная сквозная пересадка вообще не подходит. «Не показана».
Успех не то что невозможен, но на него никак нельзя рассчитывать: он был бы только еще одним счастливым исключением.
Пучковская помнит, конечно, эти счастливые исключения.
Память ее, как у каждого большого врача, обширна. Частью это такой груз, без которого легче было бы жить — но не действовать,
Непоправимые, горестные неудачи она тоже помнит.
Нет, уповать на счастливую случайность она не будет. Заслуженно знаменитая филатовская операция — исключена.
Тем более что самою природой подсказана иная возможность. После ожогов довольно часто бывает так, что хотя вся или почти вся поверхность роговицы закрыта бельмом или, лучше сказать, превратилась в бельмо, но именно только поверхность, передние слои роговицы, — а глубокие задние ее слои остались прозрачными... Ну, вы уже догадываетесь, в чем состоит послойная пересадка;.
Матвей Ш-в, вот он идет. Его ведут.
Правда, нельзя заранее с уверенностью сказать, что они там действительно есть, эти прозрачные слои. Но вчера, когда его осматривали, то ведь осматривали и всматривались уже не в первый раз; очевидно, серьезные основания полагать, что глубоких слоев роговицы ожог не тронул.
Две ступеньки ведут больного на операционный стол.
Деревянная, крытая белой эмалевой краской, подставка: одна ступенька (сестра поддерживает его за локоть) и вторая — площадочка, на которой можно повернуться, осторожно переступая ногами, обутыми в бахилы, матерчатые белые чулки с матерчатыми веревочками, подвязанными под коленками; потоптаться, повернуться, сесть, пошаривая позади себя, на операционный стол, лечь на операционный стол, вытянуться, руки куда-нибудь приспособить,..
Его накрыли по грудь простыней.
Накрыли наглазником, это тоже простынка, стерильная, с обметанным вырезом для глаза. Все, что оставляет открытым этот вырез, заранее смазано зеленкой. Веки — зеленые, кусок скулы, бровь — зеленые.
…Ну и все. И ждать своей судьбы.
Круто, с пузырями, и беззвучно кипит вода в стеклянной колбе и стеклянном стаканчике на электроплитке.
В Одессе жара. Весь июль ни дождичка, и такой же начался август...
Пучковская.
Она вошла в операционную той веселой, легкой, спокойной поступью, какою женщина входит в свой дом, если дом ей мил, — входит, переодевается (уже и переоделась) и берется за домашние дела, которые ей ничуть не в тягость.
На ней халат очень длинный, это ее еще поднимает, а она и так, что называется, женщина видная: все в ней крупно — и фигура, и черты лица, но все просто — и в ней, и вокруг нее. Ни толпы сотрудников, ни наводящих почтительный трепет громоздких приборов и аппаратов...
— Свет. И стол, пожалуйста, повыше.
Инструменты, которые ей подали, довольно просты или, во всяком случае, выглядят простыми, она стала у операционного с гола устойчиво, но свободно, без напряженья; и оттого работа, которую она начала делать, кажется не то чтобы простой и легкой, но спокойной, почти домашней работой.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40