Слизистую, впрочем, взял с губы...
Но какие тоже разные люди! И хирурги — разные.
Даже когда окидываешь операционную общим взглядом и видишь этих трех работающих людей, одинаково закрученных в длинные глухие халаты (не фарфорово-белые, как представляется со стороны, а рыжие и жеваные от бесконечных пропарок), одинаково наклонивших головы, обмотанные марлей, к работе, — даже и так видны различия, если не в стиле, то в ритме работы.
Каждый по-своему держится. Каждый сосредоточен по-своему.
Клюцевая делает одну из таких вот промежуточных операций, которые корректируют предыдущую и развязывают руки для другой — решающей. В верхнее, упорно подвертывающееся веко она вставляет белоснежную тонкую пластинку трупного хряща (пока веко подвертывается, пока хоть одна ресничка царапает глаз, об оптической операции нечего и думать).
Операция не грандиозная и сама по себе, кажется, несложная. И уж наверное несложная для Клюцевой, потому что она давно не подмастерье, а мастер. На днях она вызвалась сделать пластическую операцию больному, который где только не побывал — нигде его не взяли, и никого за это не осудишь: он мало сказать нетипичен, он — уникален.
Но именно потому, что она мастер, для нее нет простых операций — без высшей задачи, без счастья удачи особенной!..
И та просветленность духовная с безошибочно-острой работой мысли, то состояние ее, которое складывалось, когда она, обрабатывая руки, тихо передвигалась по соседней комнате, уже отдалившаяся от повседневности, уже вся в предстоящем, то содержание, которое наполняло ее, когда она тихо вошла в операционную, не иссякает и теперь, во время операции несложной.
Как будто она подступила, наконец, к тому главному, к чему всю прошлую жизнь только готовила себя, как будто операция решающая для больного и раз навсегда все решающая для нее и никакого «потом» действительно не будет, если она не сладит, не совладает...
Она тоже изредка и негромко говорит с больным, и в голосе ее, отрешенном и близком, он не может не ощутить этой совершенной отданности мысли и духа — ему, ее последней песне, ее спасению!..
По расписанию у них в ожоговом операционные дни три раза в неделю: понедельник, среда, пятница. Бывают и внеплановые дни. И никаких тебе премий за перевыполнение.
Свое решение оперировать того, всеми отвергнутого больного она объяснила мне так: «Я не могла отказаться от возможности поразмыслить над этим случаем...»
А почему никто не делал сегодня филатовскую пересадку, уж не редкость ли и она? Или вообще — пройденный этап? Нет, мы просто в другой операционной. Частичную сквозную делают наверху, в операционной 2-го отделения, которое с прежних времен так и называется: «Отделение пересадки роговицы».
Там, наверху, оперировал Филатов. Там 2 августа 1949 года он сделал свою 1000-ю пересадку роговицы.
Он назвал это «своеобразным мировым рекордом» и в данном-то случае нисколько не преувеличивал. Для сравнения: его ближайший — по времени и по значению— предшественник, пражский профессор Антон Эльшниг сделал 203 пересадки.
Недавно Бушмич получил письмо от Людмилы Е-ой, которую Филатов оперировал в тот высокоторжественный день; она живет по-прежнему в Саратовской области; учительница.
Для нее частичная сквозная пересадка — пройденный этап. (Не с одного разу; она еще возвращалась в институт: были осложнения — и суровые. Ничего не хочу упрощать.)
Профессор Бушмич, кажется, превысил, как и следует, мировой рекорд учителя, но для него филатовская пересадка не пройденный этап: он продолжает ее делать и продолжает совершенствовать.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40